Вырвав лист из протоколов парламента, маленький человек с большой головой и кривыми тонкими ножками внезапно уверовал в то, что с этого дня он неограниченный монарх по образцу испанской или французской монархии и может поступать, как захочет. Вопреки ясно выраженному мнению представителей нации, он продолжил переговоры о браке между своим сыном и дочерью испанского короля. В марте 1623 года принц Карл в сопровождении легковесного, пустоголового и потому верного придворного герцога Бекингема отправился в Мадрид. Пять месяцев тянулись переговоры о брачном контракте. Испанская сторона вытягивала из первого министра и жениха уступки одну за другой, усиливая испанское влияние. Вскоре в переговоры ввязались представители Ватикана. Папа потребовал восстановить в Англии свободу католического вероисповедания, с этой целью в Англии должно было учредиться епископство, которое подчинялось бы непосредственно Риму. Испанская инфанта, став женой английского принца, должна была иметь право учредить в своих покоях католическую капеллу, при ней должен был находиться испанский епископ со своей юрисдикцией. Герцог Бекингем согласился на все эти невозможные требования. Двадцать пятого июля принц Карл бестрепетной рукой подписал этот ни с чем не сообразный брачный контракт. Правда, в Испании не поверили, что все эти нелепости можно будет исполнить. Испанский король решил подождать, как будут приняты условия в Англии, и предложил на год отложить заключение брака, причём на всё это время инфанта оставалась в Мадриде.
Как ни держал Яков содержание брачного контракта в строжайшем секрете, оно вскоре стало известно. Возмущение охватило лондонский Сити и покатилось из города в город. Едва ли недовольство нации могло его испугать, к этому злу он был безразличен, да вот беда, семьсот тысяч фунтов стерлингов, преподнесённые ему третьим парламентом, который он разогнал, истаяли, как снег по весне, казна опустела, и сам король стал догадываться, что никакой он не абсолютный монарх, а конституционный король, не способный прожить без парламента. Нужда заставляла унижаться и просить подаяния.
Унижаться, естественно, не хотелось, и король Яков стал отступать, понемногу, не торопясь, делая вид, будто перемена во внешней политике была давно им задумана. На счастье, Гондомар был отозван в Мадрид для внутренних надобностей. Брачный контракт без особенных церемоний был отодвинут на неопределённое время. Отношения с коварной Испанией стали охладевать. Граф Джон Дигби Бристоль, английский посол, ярый приверженец союза с Испанией, был из Мадрида отослан. Граф Генри Вир Оксфорд, попавший в тюрьму за слишком непочтительные нападки на испанского посла Гондомару, был выпущен после двух лет отсидки в сыром каземате на свободу. В правительстве короля начались разговоры о действенной помощи голландцам против Испании, о сближении с Францией, которая враждовала с Испанией, о возможном браке принца Карла с французской принцессой, младшей сестрой короля Людовика XIII.
Почва кое-как была подготовлена. Двенадцатого февраля 1624 года король собрал свой четвёртый парламент. На этот раз стало намечаться некоторое согласие, между монархом и парламентом: Якову уж очень нужны были деньги, представителям нации уж очень осточертели интриги Испании, грозившие возрождением католицизма, восстановлением монастырей и возвращением монастырских земель. И король попросил денег, а парламентарии набросились на происпанскую политику. Одиннадцатого марта разразились самые бурные прения. В течение одного рабочего дня умудрилось выступить двадцать четыре оратора, и все как один осудили внешнюю политику короля. Депутаты были единодушны: не союз с Испанией, даже не мир, но война, как в славные времена великой королевы Елизаветы Тюдор, война прежде всего за возвращение Пфальца её законному владельцу курфюрсту Фридриху. Престарелый Эдуард Кок назвал такую войну более чем справедливой, поскольку это война на стороне обиженного, ограбленного, против обидчика и грабителя, причём, утверждал он, англичанам стыдно страшиться этой справедливой войны, ибо: