Запугав короля французской опасностью, Бекингем надумал приманить англичан религиозной идеей. Всенародно провозглашалось благородное нападение на проклятых папистов во имя защиты и спасения притеснённых и униженных гугенотов, нашедших своё последнее прибежище в Ла-Рошели. На благое дело был объявлен принудительный заем, причём оказалось, что сумма займа каким-то образам равна сумме как раз тех субсидий, которые палата общин соглашалась утвердить только ценой низвержения герцога Бекингема. Лордам-наместникам было предписано расследовать каждый случай отказа, дознавая, почему отказался, кто подучил, какими речами и с какими намерениями, чем опять-таки грубо попирались права англичан. Набранных наспех солдат размещали на постой в частных домах. Это стоило мирным подданным дороже любого королевского займа. Портовым городам вменялось в обязанность поставлять на свой счёт королевскому флоту военные корабли с полным вооружением и экипажем. Жителей Лондона обложили двадцатью кораблями, столько на отражение непобедимой армады с них не потребовала и королева Елизавета. Лондонцы попытались протестовать, указав на её достойный пример, и получили в ответ, что прошедшие времена должны подавать пример повиновения, а не протеста. По всем церквям рассылались обязательные проповеди о благости слепого повиновения данному Богом монарху, а когда кентерберийский архиепископ Джордж Эббот запретил в своих приходах эти явным образом корыстные проповеди, его отрешили от должности и сослали в дальний приход.
Для возбуждения народного негодования ничего лучше придумать было нельзя. Англичане негодовали. Недовольных вербовали в матросы или в солдаты или отправляли в тюрьму. Ни один деспот в прежние времена не решался на столь суровые и несправедливые меры, попиравшие национальную гордость каждого англичанина и Великую хартию вольностей. Немудрено, что негодование не только не пошло на убыль, но продолжало расти, точно кучи сухого хвороста подбрасывались в костёр.
Герцог Бекингем не смущался ничем. Он не стал объявлять французам войну, рассчитывая на успех вероломного нападения. Двадцать седьмого июня 1627 года из Портсмута вышел кое-как сколоченный флот из девяноста разношёрстных кораблей с наспех навербованными солдатами и матросами. Малые корабли сдерживали большие, и флотилия почти целый месяц тащилась до Ла-Рошели, так что великий кардинал успел получить донесения своих шпионов и принять меры для обороны. Правда, казна французского короля тоже оказалась пуста, и численность его армии была незначительной. Однако Ришелье был не чета великому адмиралу, как не стеснялся сам себя величать Бекингем. Он тотчас пожертвовал на войну полтора миллиона ливров из собственных средств. Его достойный пример вдохновил зажиточных горожан. Без вымогательств, без лживых проповедей, без арестов и тюрем и без парламента казне был открыт кредит в четыре миллиона ливров. Не успел великий адмирал войти в залив Ла-Рошели, высадиться на острове Ре, запирающий порт, и осадить форт Сен-Мартен, как великий кардинал реквизировал все торговые корабли на атлантическом побережье Франции, вооружил их, набрал десять тысяч солдат и перебросил их к Ла-Рошели. Нападение замялось и затопталось на месте, дисциплина падала, солдаты начинали голодать, появились больные, а к острову Ре проскользнули французы и доставили в форт Сен-Мартен продовольствие и боеприпасы. Только двадцатого октября адмирал решился на приступ. Нестройные ряды атакующих были отбиты с большими потерями. Пользуясь замешательством англичан, Ришелье высадил на остров десант. В ночь с пятого на шестое ноября адмирал скомандовал новый приступ. И этот приступ был с успехом отбит. Англичане потеряли только убитыми около шестисот человек, армия разваливалась. Адмиралом овладела трусливая паника. Паника передавалась солдатам. Он поспешил скомандовать отступление, солдаты и офицеры, сбивая друг друга, бросились на корабли. Французы преследовали их по пятам. Герцог потерял ещё около двух тысяч солдат. На торжествующем острове были брошены пушки, лошади, почти всё снаряжение и знамёна. Английские корабли поспешно выбрали якоря, подняли паруса и вышли в открытое море. Посреди этой паники, вероятно, не отдавая отчёта в своих словах, Бекингем пообещал гугенотам, запертым в Ла-Рошели, доставлять продовольствие и боеприпасы, и ничего не доставил; поклялся вскоре вернуться, и не вернулся.