Разбогатевшие воротилы торговли, разжиревшие финансовые магнаты, смирнёхонько засевшие в Сити, одинаково страшатся и республики, и Стюартов, и равенства. Оно и понятно, в любом случае их жадные головы первыми попадут под топор палача. Они тоже хотят палату общин, палату лордов и власть короля, своего короля, который не отдаст их на растерзанье ни левеллерам, ни республиканцам, ни кавалерам. Своим королём они видят его, невольного вождя революции. Они предлагают корону, наследственную власть и много денег на армию, ибо без армии он не сможет их защитить.
Оливер Первый — звучит довольно смешно. Он служил только Господу. Звания генерала, протектора, короля, придуманные людьми, наивными в своей слепоте, для него не дороже пера со шляпы. Всё-таки мог бы стать королём, если это воля Господня. Тогда наверняка получит деньги на армию, заплатит солдатам, и армия по-прежнему будет на его стороне. Кто же посмеет ему возразить? Возразят его генералы. Не успеет холодный металл коснуться его головы, они арестуют его, обвинят в измене, в отступничестве, в сношениях с дьяволом, не важно в чём, но своей смертью он тогда не умрёт.
Да и много ли нынче весит звание короля? Один звук, пустота. Кромвель и без королевского титула может передать власть по наследству. Но кому? Сыну Ричарду? Какой же он протектор или король? Ричард напрочь лишён государственного ума. В первый же день наделает столько ошибок, что власть сама собой выпадет из его слабых рук. Его политические взгляды расплывчаты, он лишён энергии действия, в его сердце не бьётся жажда победы, он не живёт только мыслью о Господе. Пока отец воевал и правил, правил и воевал, из сына вырос тихий, скромный сельский хозяин, любитель охоты и лошадей, убеждённый, что в этом мире ничего не придумано лучше сытой, спокойной, размеренной, непритязательной жизни в своём уголке, со своей конюшней, со своей сворой собак, с женой и детьми. Может быть, Ричард прав, однако за это генералы презирают его, армия не примет гражданского человека, финансовые воротилы деньги, конечно, дадут и станут вертеть им, как куклой, не у короля Ричарда, не у протектора Ричарда будет настоящая власть, настоящая власть будет у них. Неужели море крови пролито единственно ради того, чтобы страной управляли торгаш и банкир?
Господи, свой праведный гнев изливаешь за что?!
Он был убеждён, что сам Господь возвысил его, сам он этого не хотел, не просил, он всегда был покорен только воле Его.
2
Роберт Кромвель, отец, был простой сельский хозяин, землевладелец и пивовар, и он сам, Оливер Кромвель, его единственный сын, долгие годы тихо и мирно был сельским хозяином, землевладельцем и пивоваром. Оба они гордились тем, что варят пиво, разводят овец и коров и получают доход более трёхсот фунтов стерлингов в год. Роберт Кромвель любил повторять:
— Труд есть священный долг перед Господом, ибо Господь сказал, что тот, кто верит в него, должен в поте лица добывать свой хлеб, и потому всё лучшее на земле Создано трудом человека.
В любое время года, в любую погоду, в дождь и в жару Роберт Кромвель поднимался чуть свет, завтракал хлебом и молоком, сам отправлялся в конюшню, седлал своего гнедого конька, способного пройти без отдыха тридцать миль, в поношенной шляпе, в потёртых перчатках поднимался в седло и выезжал со двора, пропадал целый день, а домой возвращался с наступлением темноты, усталый, но спокойный, довольный собой.
Он объезжал стада коров, отары овец, осматривал маток, при случае сам принимал телят и ягнят; следил за созреванием трав и мог встать в один ряд с косцами или подавать вилами сено; с особенным вниманием наблюдал за стрижкой овец и сам брал ножницы в руки, чтобы помочь стригалям; проверял, хорошо ли вымыта шерсть, ровно ли щиплют её крестьянские ребятишки, одинаковой ли толщины нити прядут крестьянские девки, сколько нитей закладывают в основу ткачи, работающие на него в деревнях, ближних и дальних, проверял ширину и длину полученного куска, взвешивал каждый кусок, добиваясь, чтобы прядильщики и ткачи неукоснительно соблюдали закон; отправлял коров и бычков поблизости в Кембридж, а шерсть и сукно на лондонский оптовый рынок, подсчитывал прибыль и, если прибыль была высока, не без гордости говорил:
— Шерсть — вот истинное золото Англии. Испанское золото даровое, испанцы, паписты, еретики, льют кровь и грабят колонии, своё золото они промотают ещё быстрей, чем Оливер промотает наследство отца, а золото Англии будет всегда.