– Да ты с ума сошел что ли? Я наконец-то с родителями! Я тут живу!
– Ты там умираешь! Ты что, не понимаешь? Это фантазия, это иллюзия, это сон, ты что, ничего не понимаешь? Ты лежишь в палатке и медленно умираешь, да за полгода без еды и воды ты давно умереть должен был, не понятно, как ты зимой не околел!
– Это ты не понимаешь! – начал кипятиться Пашка, – ты! Пусть я совсем там помру, даже лучше будет! Достала эта вечная головная боль, достал этот дар, достал, слышишь, тут я живу как нормальный!
– Дар? О чем ты вообще? Ты никогда не говорил, что у тебя болит голова. – Макар был сбит с толку.
– Все началось в детстве, не помню во сколько. Я всегда мог убедить кого угодно и в чем угодно. Воспитателей в детском саду, что мне одному можно не спать в сон – час и тихо играть, пока другие томятся в кроватях, учителей в школе, чтобы меня не вызывали к доске. Я мог пройти любое собеседование, в любую фирму, даже в ту, где вообще ничего не смыслю. Собственно, так я и работал. Просто убедил начальство, что мне надо хорошо платить уже за то, что я иногда прихожу в офис.
У Макара челюсть отвисла. Он-то думал, что Пашка прикрывается офисом, а сам живет, сдавая квартиру, оставшуюся от родителей, просто никому не говорит.
Пашка продолжал.
– А как ты думаешь, почему тебя со всех работ так легко отпускали со мной? Я приходил, проникновенно смотрел в глаза, говорил, что «надо» и что «все будет хорошо». И вуаля – мы мчимся покорять очередную вершину. Я не знаю, как работает этот дар, но знаю точно, что после каждого внушения адски болит голова. Но чем больше ты понимаешь, что можешь управлять людьми, тем чаще ты этим пользуешься и головные боли не кажутся уже такой уж страшной ценой.
Но я реально устал от этого. Здесь я нормальный. Тут у меня есть друзья, я влюбился! Представь себе! Ее Вероникой зовут. И это не я ей внушил, что меня надо любить, это она сама меня выбрала. Сама! И голова не болит, и мама с папой рядом. Я так счастлив! Тебя только не хватает очень сильно. Жаль, тебе тут нельзя оставаться.
– Почему нельзя? А если я решу остаться? Что тогда? Ты меня выгонишь? А если я уйду и унесу твое тело из палатки? Обратно в город, а врачи тебя разбудят!
Пашка побледнел. Хлопнула дверь, в комнату ворвалась разъяренная Алевтина Павловна.
– Не смей так говорить, не смей, слышишь! Никуда ты никого не унесешь, и здесь не останешься. Отдавай, что принес и уходи!
– Алечка, прекрати. Не со зла он. Ему же никто не объяснил, что происходит, он же ничего не понимает. Ты себя вспомни! Что ты говорила и делала в первые дни, а? – Константин Павлович подмигнул Макару, – бабе Нюре даже пришлось успокоительным ее поить и в комнате запереть. Все к Пашке рвалась, кричала – Олеженька без меня пропадет. Потом ничего, отошла. Мне проще было, я всегда это на подкорке знал. Видимо генетически знание или ощущение передается.
– Знал что? – у Макара голова шла кругом.
– Я не думаю, что я вправе это рассказывать. Вот придет баба Нюра завтра и все расскажет. Она опару на пирожки поставила. А вы, молодые люди, идите пока делом займитесь. Баня сама себя не истопит, и вас не помоет. Аля, обед они весь проболтали, так что сделай им бутерброды, чай и пусть дуют печь топить. А я схожу к бабе Нюре, – и без перехода он обратился к Макару – С чем пирожки печь?
– С луком и яйцом, – не задумываясь, ответил Макар.
11
Утром Макар долго лежал в кровати. Он вспоминал прошедший день. Они с Пашкой парились в бане, болтали обо всем на свете, вечером ужинали, пили чай, снова болтали. Это было так странно. Вот он лежит тут, взъерошивает себе волосы на затылке, он живой, он настоящий и в тоже время, он лежит там, в палатке, тоже живой и настоящий.
За дверью слышались шаги, тихие разговоры, накрывали на стол, звякали чашки, но его никто не беспокоил. Запахло пирожками. В груди защемило. Макар все понимал. Ему не место тут, но и возвращаться без ответов, а уж тем более без друга, было невыносимо. Медленно, на сколько это возможно, он поднялся, оделся, заправил постель и вышел из спальни.
За столом уже сидела вся семья, во главе с бабой Нюрой. Эту невысокую, слегка полноватую, добрую бабушку не узнать было невозможно. Ну точно – это она продала ему пирожки в электричке. Это она вынесла с кухни ему первый пирожок в Португалии, это она в деревне угостила его.
Макар молча подошел к столу и сел. Угрюмо уставился на бабу Нюру. Есть пирожки он решительно не хотел. Пока не хотел.
Баба Нюра улыбнулась.
– Ну что так смотришь. Пей чай, ешь пирожки. Это с яблоком, не боись. С луком и яйцом отдельно лежат. Ну, пей тогда просто чай с мятой, раз кусок в горло не лезет. А я расскажу тебе кое-что.