— Я ничего не должен тебе, слышишь?! — крикнул меченосец и судорожно вскинул меч. Оружие в его руке едва держалось, он трясся. — Ты проклятый! Убирайся в свой мир мертвых!
Глава Меча справедливости, не знавший себе равных в поединках, вел себя как загнанный беглец, скованный отчаянием и обреченностью. Его противник стоял неподвижно, выражая одним лишь своим присутствием страшную необратимость. И глухой голос, вырвавшийся из-под капюшона, произнес:
— Нет. Проклят не я, а ты, миротворец. Поэтому я и здесь.
— Зачем ты преследовал меня?
— Чтобы исполнить завет. И совершить волю рожденного тобою Проклятия.
— Кто ты?! — выпалил в диком крике меченосец.
Капюшон медленно откинулся, отрывая лик существа.
— Твоя судьба, миротворец.
Ужас праздновал победу.
…Марк изо всех сил рванулся из сна в явь, чтобы не увидеть даже на ничтожный миг это лицо! Мысли разбегались, перепуганные и неясные, но наконец, рассудок, давясь тошнотворностью происходящего, с облегчением вырвался из мучительного сна. Марк проснулся в саду возле дома, учащенно глотая воздух.
«Это видение, этот сон каким-то образом напоминание мне о том, что меня ждет. Прошлое одного из миротворцев является моим будущим».
Нужно принять решение: бороться с этой судьбой или сразу отступить. Он пойман в паутину, сплетенную Проклятием миротворцев. Там, в Белом забвении он последовал за искушением и на какой-то миг стал его рабом. Для того чтобы Проклятие воплотилось, этого мига оказалось достаточно.
Кто теперь поможет ему справиться с тем, чего он не понимает? Кто подскажет, что делать, когда за тебя все решено неподвластными человеку силами? Епископа Ортоса больше нет, а кто еще кроме него мог рассказать о Проклятии? Королева Сильвира? Ее еще нужно дождаться. И поможет ли она ему? Марк вспомнил, какие надежды возлагал когда-то на пророчество Эйренома, и что оно ему дало? Теперь он ни на кого не возлагал надежд, надеясь лишь на то, что шанс победить это Проклятие у него все-таки есть. И боялся думать о том, какую цену, возможно, придется заплатить за эту победу. Он потерял Ортоса, а кроме епископа ему еще есть кого терять.
Марк поднялся, продирая глаза после дневного сна, осмотрелся. Вопреки всем мрачным мыслям вокруг было чудесно; недаром ведь называли это место Зеленой идиллией. После непродолжительного урагана в долину вернулась жаркая солнечная погода. На лужайке возле домика Иалема вновь поднялись густые травы, а садовые деревца расправили поникшие ветви. Немного растолстевший Скороног пасся неподалеку, у леса.
Прошло три недели с той страшной ночи в Лунном лесу — прошли тревожные дни Марка, когда ему грезились схватки и погони, будто он все еще там — бежит, сражается, спасается, спасает. Отвлекая себя от неприятных мыслей, Марк посмотрел в небо и задумался: как все-таки быстро меняется его жизнь в этом мире. После молитвы-присяги в Иероне он поверил в себя, поверил, что жизнь не напрасна, и ему есть для чего жить. После Белого забвения он снова изменился: в нем открылась внутренняя сила; и, несмотря на преследующие его вспышки неконтролируемых амбиций, эта сила во многом взращивала в нем отвагу. Смерть епископа и ночной поход в поместье Амарты опять изменили его.
«Может быть, мне предстоит изменяться всю жизнь, до конца моих дней? И день, когда я перестану изменяться, будет последним в моей жизни?»
Помимо Флои и Никты освобожденных пленников было пятеро: двое воинов Теламона, двое местных крестьян и мелисский купец. После допроса у Теламона крестьяне поспешили домой к семьям, воины остались в гарнизоне, а купца отправили с первым караваном в Мелис. Теламон, конечно, возмущался самовольством Седьмого миротворца, но не громко: он не мог не обрадоваться возвращению двух своих людей, за которых теперь не придется отчитываться перед Этеоклом.
Как оказалось, похищение Флои и Никты произошло именно так, как определил Калиган. Флою похитили по дороге в гарнизон вместе с двумя воинами. Услышав об этом, хранительница вырвалась из дома и бросилась в погоню. Вооруженная лишь метательными кинжалами, которые люди Теламона не заметили под складками одежд, она таки настигла похитителей, но, ясное дело, справиться с ними не смогла.
Никта и далее оставалась неразговорчивой, а к Флое не сразу вернулась ее жизнерадостная говорливость. После темницы Амарты она изменилась. Первые дни она лежала в доме, почти не выходя из комнаты. Лицо ее поблекло и осунулось, глаза распухли от слез. По ночам Марк слышал как она вскрикивает, пробужденная страшным сном, плачет, то вспоминая пережитое, то горюя за епископом. Слышал Марк и как хранительница утешает ее, шепча что-то вроде «не бойся, я рядом, верь», и понимал, что только поддержка Никты в темнице спасла ее от необратимого отчаяния.