Тенсинг уже заранее послал за носильщиками, и, когда на следующее утро они появились, мы с легким сердцем распрощались с Базовым лагерем и зашагали вниз по леднику. Мы весьма охотно покидали мертвое царство льда и скал, чтобы вновь вернуться к животворной земле.
В Лобудже мы получили по радио еще много приятных вестей, горячее поздравление от председателя Комитета содействия экспедиции сэра Эдуина Херберта и другое, самое ценное для меня – от моей жены. В радостном настроении мы вспомнили о нашей двухдюймовой мортире. Ей не пришлось прокладывать нам путь к вершине, однако сейчас она была использована по своему прямому назначению. Мы решили произвести артиллерийский салют (feu de joie). У нас было 12 снарядов, полученных в подарок от индийской армии. Каждый из нас по очереди, к великому удовольствию как нашему, так и многочисленных зрителей, произвел выстрел из мортиры. Затем были устроены состязания в стрельбе из ружей калибра 0,22 (5,6 мм), которые до сего времени также ни разу не использовались. Мишенями служили несколько оставшихся детонаторов к снарядам мортиры. В этих состязаниях приняли также участие и шерпы. После наступления темноты шерпы, мужчины и женщины, проникшись полностью общим духом ликования, затеяли танцы, продолжавшиеся до раннего утра. Взявшись за руки, они образовали длинную цепь: мужчины на одном конце, женщины – на другом, и под аккомпанемент странных и грустных напевов качались и двигались в сложном ритме. Некоторые из нас присоединились к танцующим и ухитрились разобраться в этом сложном деле. В промежутках между танцами мы угощали присутствующих хоровым пением различных популярных песен: «Дядя Том Кобли», «Илькли-Мур», «Тело Джона Брауна».
На следующий день нам пришлось ниже Лобудже переходить через вздувшуюся реку Лобудже-Кхола. Некоторые из нас выбрали для перехода место, где поток был пошире. Последним шел маленький Грег, увешанный, как рождественская елка, всевозможными фотоаппаратами и экспонометрами. С трудом дойдя до середины, он почувствовал, что удержать равновесие в пенящемся потоке ему становится трудно. Он крикнул об этом Тому Бурдиллону, самому крупному и сильному из тех, кто уже достиг противоположного берега. Беспомощное положение Грега не произвело никакого впечатления на Тома, и тот хладнокровно крикнул в ответ: "Ничем помочь не могу, я только что надел ботинки!" К счастью для Грега, у меня было более отзывчивое сердце. Войдя снова в ботинках и одежде в поток, я протянул ему руку помощи.
4 июня экспедиция возвратилась на свою первоначальную базу в Тхьянгбоче. Мы снова засвидетельствовали свое почтение монахам, и я был счастлив предложить в дар некоторую сумму на ремонт монастырской крыши. Обещанные нам танцы были организованы в тот же вечер. Мы прибыли в назначенное время и уселись вдоль галереи, наблюдая, как сумерки постепенно заволакивали внутренний двор. После долгого ожидания раздались звуки духовых инструментов, сделанных из раковин, и из святилища вниз по ступеням стали спускаться причудливые фигуры. Ведущие представление монахи, одетые в яркие одежды, в ужасающе уродливых масках, стали вертеться и скакать самым странным и диким образом вокруг установленного в середине двора молитвенного флага. Другие сопровождали этот танец примитивной музыкой рогов и цимбал. Зрелище было странным, временами комичным, но отнюдь не красивым. Оно продолжалось страшно долго. Когда я посетил монастырь, я рассказал настоятелю, что мы достигли вершины Эвереста. Он явно не поверил мне, и ничто не могло поколебать его убеждения. Но природная учтивость не позволяла ему откровенно высказать свое сомнение и при прощании он любезно поздравил нас с тем, что мы "почти достигли вершины Джомолунгмы".
В Тхьянгбоче до нас дошли телеграммы, отправленные ранее и переданные через индийское радио. Мы начали понимать, что по выполнении нашей задачи на Эвересте нас ожидают новые заботы – другого рода, но не менее трудные. Среди многих посланий, полученных в то время, была очень любезная телеграмма от нашего шефа герцога Эдинбургского. Другое, особенно понравившееся нам, исходило от любезного начальника радиостанции в Намче, поздравлявшего нас "с сокрушительной победой над Повелителем приключений".
На следующий день из Тхьянгбоче вышла передовая группа в составе Грегори, Бурдиллона и меня, с тем чтобы возможно скорее прибыть в Катманду. Там нас ожидала масса спешных дел. Основная часть экспедиции под руководством Эдмунда Хиллари должна была тронуться, как только удастся нанять носильщиков, что было не простым делом в эту пору, когда каждый занят на своем поле. Покидая Тхьянгбоче, мы также расставались и с Чарльзом Эвансом. Он собирался остаться в Непале до осени и теперь, хотя его и соблазняла перспектива вернуться вместе с нами и принять участие в общем торжестве, он решил выполнить давно намеченный план. Он начал собирать данные, необходимые для составления карты района Эвереста, для чего хотел вернуться на несколько дней в те долины, где мы проводили предварительную тренировку перед штурмом Эвереста. Аннулу и Да Тенсинг остались с ним.
Наше выступление началось неудачно. Для шерпов нет ничего на свете дороже, чем хорошая выпивка. Поводов всегда достаточно, и едва ли можно найти лучший повод, чем восхождение на Эверест. Как только мы добрались до наиболее высоко расположенной деревни в первой долине, они, не теряя времени, устроили пиршество, что сделало наш выход из Намче-Базара весьма затруднительным. 5 июня, прождав болыную часть дня наших шерпов и тех немногих носильщиков, которые должны были нас сопровождать, мы, наконец, увидели их в сильно нетрезвом виде. Состояние их еще более ухудшилось в течение следующего часа, и трем нетерпеливым "сагибам" пришлось покинуть деревню в сопровождении лишь одного Давы Тхондупа, оказавшегося более крепким, чем остальные шерпы. Мы очень спешили (на обратном пути предполагалось делать двойные переходы) и не могли отнестись снисходительно к подобному проступку. Я послал Чарльзу Уайли срочное требование выслать к нам одного более надежного шерпа, который должен был догнать нашу группу возможно скорее. Мы не рассчитывали тогда, что увидим вновь наших шерпов.
Позднее мы узнали, что произошло с нашим посланцем. Чарльз выбрал Пембу – спокойного и надежного человека. Чтобы обеспечить быстроту передвижения, для него был нанят пони. Чарльз передал Пембе для меня срочное письмо. На следующий день, когда основная группа приближалась к Намче, она наткнулась по пути на печальное зрелище: на обочине тропы, с вывихнутой лодыжкой и остекленевшими глазами, сидел совершенно пьяный Пемба. Лежа поперек тропы, отсыпался второй шерп. Никаких признаков пони не было и в помине. Помня о задании, данном ему Пембой до того, как тот окончательно опьянел, лежащий шерп вдруг приподнялся и, протягивая Чарльзу его собственное письмо, торжественно произнес: "Весьма важно, сагиб!"
Когда мы спускались вдоль речки Дуд-Коси, начался дождь; он шел чуть не с утра до вечера в течение нескольких суток, пока наша передовая группа спешно проходила обратный путь. Дорога была долгой и утомительной. В густом липком тумане под проливным дождем мы пересекали высокие бесконечные отроги. Иногда мы устраивали из двух наших брезентов простой навес и спали под ним. Чаще, спасаясь от дождя и пиявок, мы пользовались гостеприимством какого-нибудь семейства шерпов и ночевали с удобствами в верхнем этаже прочного, построенного из камня и дерева, дома. По мере продвижения наша слабость быстро исчезала и вместе с этим разыгрывался аппетит. Пасанг Дава, снова пришедший в нормальное состояние и догнавший нас, и Анг Темба были нашими поварами. Питались мы рисом, яйцами, иногда цыплятами, а также уничтожали пеммикан, галеты, джем, кофе и чай, оставшиеся от штурмовых запасов (рационы "компо" давно уже кончились). Мы купались в реках, наслаждаясь ощущением чистоты впервые после трех месяцев. Обычно мы заканчивали наш двойной переход лишь в сумерки, а на рассвете следующего дня уже были в пути. Спали мы, во всяком случае, сном праведников; это было большим наслаждением после длительного периода, когда мы не могли заснуть без снотворного.