Тут много было причудливых скал. Когда светило солнце, они сверкали зелеными, розовыми, малиновыми и оранжевыми огоньками. Повсюду встречались заросли лопоухих кактусов с желтыми цветами, синих колючих шаров на упругих стеблях и красных маков. На фоне горного массива выделялась башнеобразная скала, она издали казалась искусственным сооружением. Овчинников любил горы и скалы. Он облазил все окрестности вокруг, отмечая мертвые пространства. Однажды в каменистых грядах его натренированный глаз открыл узкую щель. С трудом протиснувшись в нее, очутился в просторной пещере. Она оказалась сквозной, своеобразным природным туннелем. Таких пещер здесь было немало. Эта выводила к крутому обрыву. Внизу — лиловая пропасть, острые камни, полоска реки, шоссе, людские поселения, стада. Без веревки туда невозможно было спуститься, и там, внизу, приветливо зеленели сады, над крышами вились дымки, виднелись фигурки людей. Это была наша территория. Приложив бинокль к глазам, Овчинников мог наблюдать жизнь поселения. Он склонялся над лиловым миром, и никто из тех, живущих внизу, даже не подозревал о его существовании.
По объездному пути на машине можно было выбраться в долину минут за сорок, разумеется, при хорошей погоде. Овчинников бывал несколько раз там, в местных колхозах.
Чернобровые стройные девушки с туго заплетенными косами украдкой бросали на него взгляды, улыбались. Он был высок, русоволос и сероглаз, с резкими скулами. Должно быть, нравился девушкам. Одна из них, Азиза, при встречах обжигала его горячим взглядом. Однажды даже спросила: «Почему не бываете в нашем клубе?» Он отшутился: «Экономлю бензин. Сейчас вот нужно по делам разыскать комбайнера Эмро».
В колхозе были новые кирпичные дома, но сохранились и глинобитные домишки с навесами, под которыми хорошо сидеть в знойный день на узорном намазлыке. На окраине остались разрушенные дувалы, стены курганчей. Степенные старики носили ватные халаты, опоясанные платками-чарса, раскуривали чилим. Здесь был свой уклад жизни, который до недавнего времени казался Овчинникову сплошной экзотикой. Потом привык, понял: ничего экзотического. Колхоз, как любой другой: бригады, трактора, молочная ферма и птицеферма, где работают те самые черноокие красавицы с волосами, заплетенными в многочисленные тонкие косички. Пограничников охотно угощают золотистыми и нежно-зеленоватыми сочными дынями, кокчаем в пиалах. Хорошо сидеть в тени высоченных старых чинар и пить зеленый чай... Все эти пространства вокруг, с песками, такырами, солончаками, разумеется, хранили древние тайны. В песках попадались развалины неведомых строений — Бараккала. В тугаях водились в изобилии свирепые вепри, причинявшие немало вреда огородам колхозников. Древние города, съеденные песками...
— Что такое Бараккала? — спросил лейтенант у Азизы.
Она не знала. И никто не знал. Кала — крепость. А Барак, должно быть, имя какого-нибудь правителя, а вовсе не барак.
Иногда Овчинников ловил себя на мысли, что ему хотелось бы разгадать все тайны пустыни, хотя и не понимал, зачем это нужно. Пустыня манила. Багровые закаты над однообразными серыми песками и скалами, над белоснежными искрящимися солончаками, малиновые рассветы, розовые метелки гребенщика, шары верблюжьей колючки, жалобные вопли аистов над рекой, мелькание зеленовато-золотистых щурков в чистом небе.
Иногда поднимались над пустыней дрожащие миражи, и Овчинникову мерещились голубые купола древних мавзолеев, белые дворцы, отражающиеся в водах бассейна, и он, как заклинания, повторял непривычные слуху названия: Шах-Зинда, Шир-Дор, Гур-Эмир, Таки-Тильпак-Фуршан...
Местный житель Эмро — член добровольной народной дружины, которая уже не раз оказывала помощь пограничникам в задержании нарушителей.
Овчинников был в добрых отношениях с Эмро. Самодеятельность заставы иногда приезжала в колхоз, лейтенант играл на гитаре, и это привлекало к нему молодежь. Во время уборки урожая пограничники неизменно приходили на помощь колхозу.
Некоторые пограничники, уволенные в запас, осели в этих краях, женились на местных девушках. Порою Андрей завидовал их простой, здоровой жизни, но понимал: такая жизнь не по нему. А выбрать было из чего... Ведь недаром Эмро утверждает, будто здешние девушки самые красивые на свете. Может быть, так оно и есть. Но какое дело до этого Овчинникову? Для него существовала только одна... Другой просто не могло быть.
Открыв сквозную пещеру в толще восточного отрога хребта, Андрей в свободные часы, случалось, приходил сюда побыть в одиночестве, поразмышлять, вслух потренироваться в произношении английских слов, почитать книжку. Иногда он брал с собой сержанта Фазилова, на которого Овчинников всегда мог положиться.