Канун Первого Мая проходит очень напряженно. Хотя Калькутта и Катманду предсказывали наступление погожих дней и, следовательно, хороших условий для работы на ребре, Зденек Брабец и Игорь Новак, которые должны были провести ночь в лагере 5, до сих пор не отозвались. Мы все время вызывали их через пардубицкую рацию «Тесла», оставляя ее на постоянном приеме, вызывали лагеря 2, З и 4, но все безрезультатно. К тому же во время дневного сеанса связи у нас окончательно вышла из строя подаренная Зденеком Виднером американская рация. В ней что-то затрещало, заискрило, и повалил едкий желто-серый химический дым.
Впрочем, ничто не бывает окончательным. Вечером Михал Оролин и Мирек Пельц разобрали рацию до последнего винтика и обнаружили короткое замыкание, очистили все от пыли, и, когда убедились, что тонкое, как волосок, соединение не испорчено, мы снова включили двухсотдвадцативольтовый источник, и в предмайский вечер рация отозвалась бесконечным количеством станций, музыкой и морзянкой с океанских кораблей.
И в то же мгновение мы заметили на высоте лагеря 4 вспышки электрического фонарика, которые можно было разглядеть в бинокль и даже невооруженным глазом. Когда же нам стало ясно, что интервалы вспышек не обозначают знаков: три точки — три тире — три точки, то есть SOS, то мы сообщили об этом Ивану в лагерь 2, и можно было спокойно ложиться спать. Значит, Зденек с Игорем до лагеря 5 не добрались и вернулись, а в лагере 4 рация работала плохо или не работала вовсе по разным причинам.
С горы, как ни странно, начал сходить снег и задул северо-западный ветер. Все это подтверждает анализ снимков со спутника, который нам передал Зденек из Катманду, и сведения метеорологов из Калькутты. Судя по ним, ненастье не уходит, а скорее наоборот — усиливается, что означает не наступление муссонов, а всего лишь передвижение фронтов. Если теперь погода прояснится, а над южными склонами Гималаев и над Непалом воцарится область высокого давления, то воздух будет двигаться с севера, с тибетских плоскогорий, и наступит время ветров на ребре и на стене Макалу. И трудно сказать, что лучше: область ли высокого давления над Тибетом, впитывающая влажный воздух с юга и приносящая обильный снег, или наоборот.
И все же утверждение, традиционное для гималайской литературы, что хорошая погода предшествует наступлению муссона, — не фикция, не навязчивая идея, которой страдают все организаторы и руководители экспедиций — мол, когда-нибудь в горах установится такая великолепная погода, что этому факту трудно будет поверить. Разумеется, если бы альпинисты не вбивали бы себе в голову такую мысль, они даже и не пытались бы подняться на Макалу. А гора опять гудит, и об ее чехословацкое ребро рвется поток ледяного воздуха, долетевший с Эвереста. Макалу гудит с интервалами, во время которых ветер, поднимающийся с утра, доносит из долины шум Барун-реки, уже полностью освобожденной ото льда. Шум весны и зимы, шум вод, бегущих в долину, и льда, выметающего все уголки под пологом Вселенной.
Первое Мая с поэзией цветов и толпы имеет свое ни с чем не сравнимое очарование на далекой родине, но здесь — это суровый рабочий день. Именно потому, что он — первый день месяца, в котором приходят летние муссоны.
Утром Владо Петрик из лагеря 3 передает, что там сущий ад, сосредоточение всех вихрей, несущихся без всяких правил и законов (какие существуют у морских ветров). Даже в лагере 2 невозможно выйти из палатки, радиопередачи откладывают на долгие часы, потому что там никак не решатся идти наконец наверх. Мы словно слышим те же слова, произнесенные той же интонацией из тех же лагерей три года назад. И это естественно, ибо те же люди в тех же ситуациях совершают одно и то же — одни и те же ошибки или поступки, достойные восхищения.
Иван Фиала первого мая отправился наверх, даже не подняв руки для приветствия, мы знаем, о чем он думает. Он идет не радуясь и не грустя, потому что это — его долг. Вот он продвигается вверх желтым пятном среди черно-серых камней морены, на белесоватой тропинке, вот скрылся из виду... Никто не помахал ему рукой, потому что у каждого своя работа: врач перевязывает обмороженных шерпов, Мишо ищет среди инструментов напильник, чтобы исправить ключ для открывания кислородных баллонов, Карел заботливо упаковывает свой рюкзак, ибо через час или два ему надо будет идти наверх. У каждого своя работа, а гора гудит, гул усиливается, и за ним уже совсем не слышен шум весенних барунских вод. Потому что за порогом космоса, который мы ежедневно перешагиваем, не существует четырех времен года.