В лагере 2 подготовлен передовой отряд: Лео, Мило и Игорь, кое-как вылеченные больные; они будут принесены в «жертву», ибо их задача — только поставить лагерь 6 и спуститься.
Подробно разработанный проект двух штурмов горы, двух штурмовых групп и двух команд, обеспечивающих и поддерживающих их, начинает реализовываться. Одновременно, как всегда, гора и ее защитники начинают сопротивляться этой реализации. Лео в четвертом лагере не чувствует ног, Игорь — тоже, и в его грубоватом юморе начинают проскальзывать еле уловимые нотки растерянности.
Поскольку план штурма мы разработали под влиянием иррационального оптимизма, в расчете на самые благоприятные условия, а они разом обернулись худшими, приходится импровизировать и придумывать все новые нерационально-оптимистические варианты.
Иначе ничего не получится. Всегда надо быть оптимистом и держать разум в узде не меньше, чем фантазию. Если дать им полную волю, никогда люди не взошли бы на Эверест, не достигли бы глубин океана и не взлетели бы к звездам.
Пятьдесят дней мы уже прокладываем трассу к вершине пятой по высоте горы мира. Пятьдесят дней тяжелейшей работы, и за это время — десятки тысяч метров, которыми восходители поднимались и спускались. Если сложить все эти метры и составить из них общую высоту, — она достала бы орбиты спутника. Десятки километров вверх-вниз, бесконечные часы усталости, ночи, прокашленные в ледяных палатках, потому что внутри спальных мешков можно дышать лишь недолго. Потом неудержимо начинаешь задыхаться от собственного дыхания, внутри мешка убывает кислород и увеличивается количество углекислого газа. Вот и приходится высовывать голову, вдыхать ледяной воздух, и все это повторяется и в пещере лагеря 3, и в палатках лагеря 4, и в лагере 2, где все отсырело до того, что палатки протаивают под собой лед, загрязненный отбросами; влажны спальные мешки, влажны матрасы, и по ночам все это смерзается в камень. Да прибавь к этим сверхнормативным километрам, к этим дням и ночам стертые и отмороженные пальцы ног и после пятидесяти таких дней сиди и жди, жди, потому что откуда-то вернулись снег и ветер, когда ты уже поверил, что настало спокойное предмуссонное время. Ветер вернулся на крылах сырых туманов из долины Тадо Са, принес пряные запахи леса, пастбищ и торфяников, принес благоухание весны и швырнул их в жестокий холод, стоящий в зияющих воротах горы...
Опять все замерло, только палатки плещутся на ветру, только снежная крупа срывается со стен и обрушивается по желобам лавинных путей, только облака вьются над вершиной. На этот раз они приобретают страшный серо-белый цвет и валят с запада на восток, растут и переходят в серо-черные тучи, которые покрывают, распространяясь, весь восточный горизонт.
В эти майские дни Иван Фиала сказал: на вершину поднимутся только те, кто умеет страдать и выносить самые тяжкие муки. Альпинисты нервничают, чертыхаются, ожидая, кто же наконец рассвирепеет да и влезет на эту проклятую гору, наперекор тактике и стратегии, назло погоде и метеорологическим прогнозам, назло вихрю и — самому себе.
8 мая испанцы сообщили нам, что штурм вершины они запланировали на 10 мая. Они решили обойти самое трудное место «японского» гребня, Черный жандарм и весь почти километровый острый гребень, ведущий с южной вершины к седловине. Свой пятый лагерь они поставят на более легком месте — на тибетских склонах южной вершины, откуда хотят достичь седловины, где и поставить, как планируем и мы, лагерь 6. Для этого лагеря у них приготовлена полукруглая палатка специальной конструкции типа «зонтик», похожая на среднеазиатские юрты и полярные палатки, которая лучше сопротивляется напорам сильного ветра.
Мы знали, что почти все испанцы, обмороженные и изнуренные, отдыхают в своем базовом лагере, и не очень-то верили, что они смогут достигнуть вершины к этому сроку, то есть за несколько дней до того, как рассчитывали подняться на вершину мы. Будущее покажет правильность наших рассуждений, и все-таки сообщение испанцев внушило нам некоторую неуверенность, хотя перед финалом такого невольного соревнования мы старались максимально сосредоточиться.
Однако на испанском маршруте ничего не произошло, и их экспедиция еще много дней оставалась в базовом лагере.
Лунная ночь в Гималаях — темно-синяя и белая. Огоньки Вселенной пробиваются в щелки темного небосвода, как сигналы неизвестных миров, неугаданных грез. На отражающих плоскостях кристаллов гор давно угас день, и их сияние, белое, мягкое и все же столь резко контрастирующее с темным небом, ускользает, исчезает в космические глубины, не задерживаемое ничем, разве лишь собственной своей почти нематериальной субстанцией.