Мороз, опять мороз при ясной луне; он проникает сквозь брезент палатки, вонзается в сердца людей, которые не сдаются ни перед земным притяжением, ни перед вселенской тяжестью ночи.
Наутро после этой лунной ночи мы связываемся по радио с аэродромом Катманду — там Зденек уже организует первый вылет вертолета к нам, под Макалу. Передаем, что видимость хорошая, погода благоприятная и все готово к приему вертолета. Место посадки мы обозначили белыми камнями, красный флажок показывает направление ветра. Здесь вся испанская экспедиция, и Владо Петрик вместе с раненым носильщиком испанцев готовы занять места в кабине вертолета, на котором наконец прилетит испанский врач; обратным рейсом мы и отправим Владо, так как обмороженные пальцы на ногах окончательно вывели его из строя.
В 8.20 вертолет появляется над пиком VI; покружив над долиной, он опускается точно в намеченном месте. Мотор не выключается, лопасти крутятся, а из кабины вылезает французский пилот, черноволосый паренек в черных расклешенных брюках, с каким-то пестрым значком на рукаве. Он привез бензин для нашего агрегата, корзину с овощами и фруктами и почту; забрав нашу почтовую сумку, усадив раненых, он снова легко поднимает машину, пролетает низко над мореной, едва не задевая наносов реки Барун, затем взмывает к пику VI и исчезает, словно призрак, за изгибом долины.
Испанский врач бледен как смерть, посиневшими губами он прихлебывает кофе в нашей палатке.
А на ребре по-прежнему идет восхождение. Из лагеря 5 поднимаются Игорь и Милослав, из всех лагерей всё постепенно передвигается вверх, из базового лагеря двое носильщиков несут в лагерь 1 помидоры, зеленый лук, морковь и ароматные непальские апельсины.
Всё движется вверх, послушное законам обычного рабочего дня в Гималаях. Никому нет дела до красоты облаков, что закипают над седловиной Исва Ла, облепляют ледяные стены и уходят в синюю глубину над пиком VI, презирая законы тяготения, послушные лишь динамике бесконечности. Все это невозможно ни сфотографировать — фотография статична, — ни снять на кинопленку, ибо она, несмотря на все свое совершенство — вернее, именно потому, — слишком связана с техникой. А кистью художника? Я не знаю ни одного современного живописца, который сумел бы написать горы и облака. Нередко, стараясь передать все это, художники скатываются чуть ли не до пошлости. Ибо такие облака, их зарождение, формирование и устремленность в космос, их внутреннее кипение, хотя все это и обусловлено законами физики, можно только увидеть, быть может, постигнуть и тотчас забыть.
А Игорь и Мило тем временем неутомимо поднимаются к отметке 8010 метров, вся экспедиция ползет вслед за ними, словно они тащат ее за собой, вся экспедиция карабкается по ребру, мучается, дышит, пробиваясь в разреженной атмосфере все выше, все выше...
Экспедиция, естественно, далека от подобных рассуждений. Восходители разговаривают не так — красивым словам и гладким фразам трудно сойти с их обветренных губ. Их помыслы, их слова лаконичнее и грубее. Об их способности выражать свои мысли уже говорилось ранее. Неоспоримым фактом является одно: альпинисты идут, поднимаются, вколачивают очередные крючья, привязывают очередные веревки, а игра облаков остается вне их внимания.
И все же итог того дня был весьма скромным. Когда Игорь и Мило поставили в лагере 5 вторую палатку, им было приказано спуститься в лагерь 1 — надо было проводить туда Лео Паленичека, изнуренного вконец, обмороженного, впавшего в глубокую депрессию. Ему срочно дали кислород, напоили, поддержали таблетками, и Игорь с Мило постепенно стали спускать его, через каждые полчаса связываясь по радио с лагерями, так что все знали о каждом шаге этой троицы.
Но первая штурмовая группа — Йожо, Сильвио, Анг Темба, Лхакпа Гелбу и Цзеринг Намиал — уже в лагере 5, и лагерь этот снабжен кислородом. И все, что последует дальше, несмотря на порой неожиданные и почти неразрешимые осложнения, поведет к желанной цели экспедиции. Сегодня одиннадцатое мая, а первый штурм вершины назначен на четырнадцатое.
Штурм... Не совсем ясно, почему этот этап любой альпинистской экспедиции называется именно так. Какой же это штурм, когда люди просто идут и идут, поднимаются, лезут, как и все время до этого, и даже еще медленнее, потому что все силы отнимают высота, ветер, холод и само пребывание в мире равнодушных гор. И еще — время, которое здесь кажется бесконечным.