Авангард чехословацкой экспедиции на Макалу — руководитель Иван Галфи и его заместитель д-р Яромир Вольф — прибыл одним из первых. Они помнят успешный поход югославских альпинистов на южную стену Макалу после муссонных дождей в 1975 году, когда югославы под началом Алеша Кунавера прошли по южной стене Макалу и достигли вершины всего за тридцать пять дней после постройки базового лагеря. Быстротой отмечены все действия альпинистов; следовательно, план восхождения юго-западным ребром Макалу предполагает ранний уход в горы, строительство базового лагеря хотя бы к середине марта и покорение вершины в первой половине мая, ибо тогда будет обеспечено быстрое возвращение экспедиции по предгорью Гималаев еще до летних муссонов.
Все началось 11 апреля 1975 года, когда Пражский почтамт вручил телеграмму такого содержания: «Макалу, весна 1976, Чехословакия. План одобрен. Виднер».
Пора утверждения проекта экспедиции, пора подготовки к походу завершилась в конце года; и вот сегодня, в Великую ночь Шивы, наши «Татры» покинули Дели и экспедиция стоит перед вратами Гималаев.
Чрезвычайно редко непальское правительство разрешает восхождение на одну вершину сразу двум экспедициям. Однако в 1976 году оно разрешило дополнительное восхождение на Макалу испанской экспедиции, вернее, каталонским альпинистам из города Манресы, что неподалеку от Барселоны. Нас это удивило. Мы предполагали — по опыту прошлой экспедиции, — что начнутся затруднения с транспортом, шерпами; возможно, будут сложности и в самой Барунской долине, где, правда, достаточно места для строительства базового лагеря, но все же факт одновременного восхождения двух экспедиций на одну и ту же вершину — пускай разными трассами — предъявляет повышенные требования к организации, доставке материалов, медицинскому обеспечению, связи, да и к самим человеческим взаимоотношениям. Потому что альпинизм, в особенности альпинизм экспедиционный, чем дальше, тем все больше становится, как уже говорилось, спортивным состязанием.
Звонит колокол храма в Великую ночь Шивы.
Мы узнаем о препятствиях, связанных с переправкой автомобилей, — они задержались на пакистано-индийской границе в ожидании разрешения на проезд через Индию. Каждая страна имеет неотъемлемое право давать разрешение. И любая страна, и все таможенники мира могут безразлично отнестись к твоей мечте, к желаниям и судьбам людей. Они могут просто не заметить взгляда наших глаз, пытающихся различить за дымкой Индо-Гангской низменности светлый призрак гор. Все вечера мы просиживаем у телефона, преодолевая трудности с разрешением, с телеграммами и телексами, как всегда неработающими.
Не будем утомлять читателя перечислением всех трудностей. Ведь все это лишь малая часть того, что можно считать сутью экспедиции. Попытаемся лучше окунуть его в водоворот событий, начинающихся с одобрения руководства и плана, показать реальные обстоятельства, какими бы они ни были, и закончить свое повествование выполнением задачи и осуществлением мечты.
Вернемся на берега Багмати, Матери рек, чьи воды после сухого зимнего времени низки, но ждут паводка в период муссонных дождей. Дым поднимается от костров, и в прибрежных домах умирающие, одетые в белый наряд, ожидают своего превращения в дым и пепел, который будет сброшен в воды реки. А если вам посчастливится и атомизация вашего тела и души осуществится именно в Великую ночь Шивы, то это будет самая совершенная атомизация; возможно, ваши атомы будут расщеплены на частицы, а те, приведенные в движение дрожью колокола Шивы, достигнут абсолютного перевоплощения в ничто, в конкретное ничто Вселенной.
Среди живых и мертвых ходит с протянутой светлой ладошкой девочка, чей розовый язычок меж ослепительно белых зубов пронзен миниатюрным трезубцем Шивы (трезубец, наверное, из дорогого золота), и святые, глаза которых излучают скорее насмешку, чем религиозное смирение, осыпают себя пеплом. Черные волосы их, серые от пыли и грязи, расчесаны на прямой пробор, окрашенный красной краской. На лбу красная черта раздваивается, образуя знак трезубца. Святые из Европы — бледнокожие волосатые парни с запавшими глазами. Они сидят на ступенях храмов и со странно-радостным блеском в глазах оглядывают толпу, словно говорят: «Поглядите, убогие, как мы презираем вашу сытость, ваши автомобили, самолеты и ракеты, вашу безнадежность». Неподвижно сидят они целый день на солнцепеке, а ночь при нулевой температуре — ведь еще февраль и ночной холод растекается по долине с гималайских ледников. Сидят, демонстрируя свое безразличие, полуголые парни из Америки и Европы, чья белая кожа резко контрастирует с темной их индийских собратьев, смуглая кожа которых, измазанная пеплом, приобретает особый голубовато-трупный оттенок.