Статуи богини Кали и бога Ганеши (похожего на слона) покрыты красной глиной, и верующие, дотрагиваясь до них кончиками пальцев, натирают себе этой алой краской лицо, лоб и пробор. Какой-то человек, исхудавший до невозможности, лежит в пекле полуденного солнца, переплетя конечности так, что это опровергает все законы анатомии и динамики, которые наивно полагают, будто открыли все возможности движения бедренных, плечевых, коленных и голеностопных суставов.
Ноги этого человека сплетены словно в насмешку над западными науками о мускулатуре, позвоночнике и вообще биологических законах человека. Он лежит на земле, в пыли и испражнениях святых коров и собак, среди увядших цветов — ведь уже весна, черешни и груши цветут на пересохшей земле, которая пропитается влагой лишь во время муссонных дождей.
А жаркое пламя костров меж тем растапливает желтоватый жир и обугливает мышечную ткань мертвых, и сторож гхатов сгребает в кучу обгорелые члены, чтобы огонь довершил свою работу. Полуголые женщины — ибо это ночь Шивы — входят в неглубокие воды Багмати, омывают своих детей, стирают одежду, грязную от пыли дальних дорог, полощут рты святой водой и старательно обмывают все отверстия тела, ибо того требует исполнение закона, ради которого они пустились через горы Махабхарат — пешком, в набитых битком автобусах, на велосипедах и самолетах — с Терайской низменности и из далеких индийских городов. Эти люди тихи, а европейцы щелкают фотоаппаратами да обмениваются приветствиями по-английски, по-русски, по-французски, по-немецки, по-словацки и по-чешски, в зависимости от страны, из которой они приехали сюда, в долину Багмати; а барабаны, дудки и струны нарушают их созерцательное восхищение.
Вечером явится король в широкополой ковбойской шляпе, в пуленепробиваемом «Роллс-Ройсе», смочит пальцы правой ноги в водах святой реки, охраняемой гуркхами. Его будут сопровождать высшие сановники и непременно прекрасная улыбающаяся королева со знаком богини Кали на лбу; приветствуя народ, она сложит пальцы, на которых блестят бриллианты. Король постоит у каменных гхатов, где был сожжен его отец и где — если будет на то воля божья — сожгут и его.
День и ночь проходят в счастливом согласии. Страдание и радость, грязь и сверкающая чистота души, страх и волны реки, несущие пепел и головешки, сметенные с гхатов, и величественные кристаллы Гималаев — всё постепенно исчезает в синей дымке вечера. Обезьяны беззастенчиво предаются актам размножения перед взорами всех: короля, альпинистов, дипломатов и мертвых. Кто хочет вывернуть себе конечности, свернись в клубок, а кто хочет поразмышлять, прогуливаясь под деревьями, гуляй и думай; или ешь, развлекайся и слушай музыку, которую до бесконечности воспроизводит современное электронное устройство, несомненно японского производства.
Тихая свадебная ночь спускается над священным током реки, и соединение Шивы с Парвати или Аннапурной, то есть кормилицей, будет забыто, хотя когда-то в эту страшную ночь из туч текла кровь и падали обломки костей, ураган сотрясал горы и осколки звезд сыпались на землю. Вся земля занялась тогда пожаром, и миры погибли в страхе.
Но Шива протанцевал пляску победы добра над злом — ритмом этого танца пробудил землю к новой жизни, к радости и движению. С той поры он принял четверорукий облик и считается королем танца. Огюст Родэн говорил, что четверорукие статуи — самое совершенное скульптурное выражение телесного движения, какое только знал мир. Тем не менее божественная природа Шивы полна противоречий, которые переплетаются и соединяются. Его грозный гнев проходит и сменяется милостью, примирением и прощением. Он несет смерть, но тут же дает и победу над ней, уничтожает жизнь и пробуждает новую, им пронизана вся Вселенная, и гибель ее, и вечное ее обновление. Ведь новое рождается из смерти старого, и колыбель сливается воедино с гробом. Гибель и уничтожение неизбежны для нового созидания, ничего не возникает и ничего не существует без преобразований и разрушений. Поэтому Шива — высший бог, а его символ — животворная сила быка.