По статистике, средний возраст Григорианцев на тот момент составлял 22 года. Менее 3% мужчин доживал до 35 лет.
И через сорок лет такой жизни вспыхнул бунт. Григорианцы вырвались из стен, с боем прорвались к одному из городов, и увидев, что их дома заселили другие люди… открыли огонь. Погибшие мирные жители исчислялись сотнями, возможно даже тысячами.
Можно ли оправдать их акт агрессии? Каждый решает сам для себя.
В ответ на насилие Эстилия использовала еще больше насилия. Они уничтожили не только тех, кто участвовал в этом бунте. Прямо по всем четырем городам, где жили Григорианцы, выпустили ядерные ракеты. Не выжил никто. Семь миллионов погибших за один день.
Вот уже десять лет как все это случилось. Благодаря минералам, полученным на землях бывшей Григории, теперь Эстилия процветает. А сам народ этого королевства лютой ненавистью ненавидит Григорианцев и все, что с ними связано. Потому что считает, что все беды их постигают из-за них.
Только вот, судя по всему, проблема окончательно не решена. И я, кажется, знаю почему.
Таксист затребовал конскую сумму за свои услуги. Вряд ли любая поездка так стоит, но он нас просто невзлюбил.
Я решил не идти на конфликт и отдать сумму, которую он назвал.
Поскольку у нас с Марией был медовый месяц, разумеется, остановились мы в отеле. И в этом же отеле поужинали.
К счастью, хотя бы оплачивало все это академия.
Так мы и вошли в свой шикарный номер. Огромная кровать. Большой душ. Джакузи. Красивый вид с балкона. А также… много дополнительного материала для любителей БДСМ или как-то разнообразить свой медовый месяц.
Были даже услуги в виде парней и девушек, если у молодой семейной пары есть… особые увлечения.
Я аж засмущался от всего этого. А вот Марии, судя по всему, было нормально. Она вообще не об этом думала.
— Ничего не понимаю. Если Григорианцы уничтожены, то откуда такие меры безопасности? — спросила моя временная супруга.
Думаю, ничего плохого нет в том, что мы это обсуждаем. Наоборот, было бы странно, веди мы себя по-другому. И мне нужно быть очень осторожным со словами, потому что в номере есть жучки.
Ну, хотя бы видеонаблюдения нет, и то хорошо.
— В террористическом акте десять лет назад погибло триста сорок три человека. После этого города Григорианцев разбомбили, и решили, что нет больше проблем. Знаешь сколько погибло с той самой бомбежки десять лет?
Мария удивилась.
— Эм… террористические акты продолжились? — спросила она.
— Разумеется. Избавившись от двенадцати миллионов человек, король Эстилии спровоцировал горстку тех, кто жил заграницей. У них нет государства, семьи, друзей — только одна цель. И как думаешь, на что способны люди, переполненные решимостью уничтожить все без разбора?
— Они не будут считаться с жертвами… — поняла Мария.
— Так и есть. За эти десять лет при террористических актах погибло сто семнадцать тысяч двести три человека.
Правда, это только убитые самими Григорианцами. Настоящим бичом этой страны стали меры, предпринятые королем в страхе за свою жизнь. Одно только то, что он разрешил всем носить оружие вообще без проблем привело к более чем миллиону смертей за эти десять лет. И уровень преступности в этом королевстве выше, чем даже в Венесуэле и Гвинее вместе взятых.
— Сто семнадцать тысяч? Какой ужас! — прокричала она.
— Ага. Один процент от тех, кого убили за один день Эстилийцы. — фыркнул я.
Пальцами я показал сначала «3», потом «2» и еще раз «2».
— Дорогой, ты так говоришь, будто поддерживаешь Григорианцев… — упрекнула меня Мария.
Ну, на самом деле я намеренно создавал такой образ.
От того, что мы попали в эту страну, ничего не изменится. Нам нужно действовать так, чтобы на нас вышли люди, которые приведут нас к основному делу.
— Убивать невиновных людей, без сомнения, плохо, но я также понимаю и тех, кто это делает. Они мстят за таких же невиновных людей.
— Неправда! Никак нельзя оправдывать убийства! То, что умерло столько людей — плохо. Но будет еще хуже, если из-за этого люди будут умирать!
Отлично сыграла, Мария.
Перед тем, как прийти на задание, я очень ответственно подошел к подготовке ученицы. Помимо всего прочего, мы придумали несколько сигналов. Неважно, сказал я это вслух, написал или показал пальцами — это призыв к определенным действиям. Триста двадцать два — это провоцирование конфликта. Почему именно это цифра? Не знаю, чтобы ей было проще запомнить, я позволил ей самой выбирать.