— И тебе здравствуй, — проворчал я.
— Да не обижайся, — Игорь Всеволодович широко улыбался, но в глазах его я видел затаившуюся заботу. — Сейчас.
Он достал свой телефон, сфотографировал меня и отдал гаджет мне в руки с открытым на дисплее снимком.
«Мать моя хитиновая!» — ужаснулся я про себя, вслух сказав лишь:
— Ничего себе!
Вся левая сторона лица у меня заплыла и имела весьма замысловатую раскраску — от бледно-жёлтого по краям до насыщенного тёмно-синего в некоторых местах по центру.
— Вот и я говорю. Кто тебя так?
Я развёл руками, показывая, что понятия не имею. Затем все трое пожали мне руку. Отец хотел приобнять, но потом решил, видимо, лишний раз меня не тормошить.
— Ну, что я могу сказать, — дед пододвинул стул и сел у изголовья кровати, чтобы наши глаза были на одном уровне. — Имидж свой ты поправил окончательно. И ни одна псина в империи больше не считает тебя шалопаем и оболтусом.
— Это почему ты так думаешь? — усмехнулся я.
— Я думаю⁈ — дед театрально ткнул себя пальцем в грудь. — Да о вас все СМИ гудят, не прекращая, со вчерашнего вечера! Газеты вон с заголовками выходят: «Державины и Громовы: герои воспитывают героев». И два разворота про то, как вы простых людей спасали, словно ваши деды на Сахалине.
Мои глаза сами собой раскрылись широко-широко. Кожа вокруг левого даже заболела от такого действия.
— И интернет весь буквально кипит, — вставил своё слово Николай. — Про вас уже мемчики наделали. Фан-клубы сколотили. Короче, на свою страницу лучше не заходи.
Он по-доброму мне улыбался. И это лицо совершенно не вязалось в моей памяти с тем яростным оскалом, который предназначался мне в нашу первую встречу. И даже тем выражением, что было во вторую. Сейчас он воспринимал меня, как самого близкого человека.
Я прикрыл глаза, показывая, что не готов к свалившейся информации. Но тут добавил отец.
— А я телевизор смотрел утром, — сказал он, — когда сюда собирался. Так вот их хотят к государственным наградам представить.
— Так, можно, я тут останусь? — спросил я, ощупывая огромный синяк на лице.
— К чёрту ложную скромность, — хохотнул дед. — Наслаждайся народной любовью, пока она есть. Эта дама с очень изменчивым характером.
Все трое были в приподнятом настроении. Ещё бы, род едва не лишился сразу двоих отпрысков.
— Слушайте, — сказал дед моему отцу и брату, — а зайдите-ка пока к Карине, узнайте, может, что-то надо? А я сейчас подойду.
Те махнули мне рукой и вышли. А Игорь Всеволодович моментально нахмурился, взял стул и придвинул его максимально близко к изголовью. Когда он наклонился ко мне, его усы почти касались моего уха.
— Что произошло на самом деле? — совершенно серьёзно спросил он.
— В смысле? — я пожал плечами. — Пожар.
— Ты не понял, я не про это. Смотри, у всех ваших — магическое истощение плюс синяки да ссадины, а у тебя полное истощение организма и жизненных сил. Мне врач твой сказал, что ты был при смерти. Они тебя с того света буквально выдёргивали.
— А, ты про это… — я думал, как лучше сформулировать, но затем решил сказать, как есть. — Карина держала щиты, пока могла, но в конце у неё не хватило сил. И я решил перехватить их. Однако силёнок не хватило.
Дед мотнул головой, пытаясь принять мои слова.
— Полторашкой принять щиты пятого уровня? — на всякий случай переспросил он.
Я кивнул.
— Да, странно, как вообще жив остался. Но! — он наставил на меня указательный палец. — Всё хорошо, что хорошо кончается. Выздоравливай, набирайся сил.
Он похлопал меня по плечу, извинился, когда меня передёрнуло от боли, и, отпустив ещё несколько ничего не значащих фраз, ретировался в палату к сестре.
До следующих посетителей мне удалось пару часиков подремать. Поэтому, когда в палату нагрянули все соучастники нашего геройства, чувствовал я себя гораздо лучше.
Катерине пришлось сильно изменить причёску. Теперь у неё было аккуратное каре, чтобы сгладить последствия пожара. Впрочем, кажется, на её настроении это ничуть не отразилось. Она была весела, много шутила и сверкала глазами. Короче, не знай я того, что она пережила вчера, ни за что бы не догадался.
Олег был немного смущён, но тоже в весьма бодром расположении духа. Он нас даже хохотать в какой-то момент заставил, выдав:
— Представляете, у меня вчера ни шнурок ни разу не развязался, ни под ногу ничего не попало. Вообще, как нормальный целый день провёл.
— Боюсь, если для этого надо будет каждый день поджигать какую-то часть города, то люди сочтут это слишком большой ценой за устранение твоей неуклюжести, — хмыкнула Громова.