Глаза императора широко раскрылись от удивления и обиды, а он сам вскочил со своего места.
— Но камеры же… — сказал он совсем не так уверенно, как собирался. — Камеры всё видят! Их не обманешь!
— Слушай, тебе, кажется, пора в отставку, — на полном серьёзе заявила Елизавета Фёдоровна. — Раз уж тебе кругом предательства да измены мерещатся. Это, знаешь ли, признак нечистой совести.
— Но ведь есть доказательства… — совсем уж тихо промямлил император.
— Да водила, водила я человека во дворец, — развела руками императрица. — Только мне с твоими чудесами совсем не до любовников. Зятя я нашего несостоявшегося водила к дочери.
— Ять… — высказался монарх старославянской лексикой. — Я же запретил! А, впрочем… — он махнул рукой и без сил повалился обратно на кресло.
— Вот-вот, — кивнул Елизавета Фёдоровна, словно её супруг только что признался в преступлении. — Ты же запретил Державина во дворец пускать, так? И дочь засадил в темницу, так? Вот! А у них любовь! Ты тут, дорогой мой, нихренашеньки не поделаешь!
— Да отменю я запрет, — тихо-тихо проговорил Ярослав Иванович, понимая, что последние дни делал совершенно не то, что нужно. — И дочку освобожу. Пусть видятся.
— Да он бы и не полез, — хмурым, но уже с намёком на примирение голосом, проговорила императрица. — Просто на лечение уезжал, пришёл проститься. А ему отворот поворот кто-то прописал за всё хорошее. Вот воистину говорят, не делай добра, не получишь зла.
— Ну, хватит! — вспылил Ярослав Иванович и ударил ладонью по столу. Жест этот должен был получиться грозным, но вышло жалко. — Я всё осознал. Хватит!
— Не прошло и полгода, — фыркнула Елизавета Фёдоровна. — Надо будет извиниться, когда приедет. Ты это понимаешь?
— Да одними извинениями, судя по всему, не обойдёшься, — сказал на это император.
— Это ещё почему? — императрица сложила руки на груди, а тон её больше подходил императору, чем его собственный.
— Разговаривал я намедни с Валерой Чернышёвым, — начал император и замолчал на некоторое время, подбирая слова. — И он мне сказал, что источник и эфирное сердце, которыми пожертвовал Никита, это далеко не всё, и он вполне себе сильный маг. А, может быть, и очень сильный.
— То, что магия в нём есть, это точно, — кивнула Елизавета Фёдоровна. — Он и камеры как-то разворачивал, да и вообще не похож на тех европейцев, что они привезли с собой. Только вот… странная эта магия, я её не чувствую.
— Понятно, что не чувствуешь, у него же источник-то тю-тю, — император встал, подошёл к супруге и усадил её в кресло. Если бы она не поддалась, это означало бы продолжение конфронтации, но императрица кивнула и разрешила себя усадить. — Мы ж даже эфирную магию не чувствуем. А это вообще какая-то чужеродная.
— Да, дорогой мой супруг, — тяжело вздохнула Елизавета Фёдоровна. — Попал ты, как кур в ощип. Получается, здоровому магу, да ещё и сильному, да ещё и уникальному, от ворот поворот дал. Это ты, конечно, отличился.
— Лизонька, душа моя, — проговорил император елейным тоном, который означал только одно, что выпутываться из создавшейся ситуации придётся в том числе и императрице. — Мы что-нибудь придумаем, правда?
— То есть, как зятя прогонять, то тут ты сам лучше знаешь, сам решаешь. Как абсолютов разгонять, тоже сам. А как разгребать все эти Авгиевы конюшни, так: «Лизонька, мы что-нибудь придумаем»?
— Признаю! — император подошёл к креслу, на котором сидела его супруга, и встал на колено. — Признаю, что был не прав!
— Не-а, — покачала головой императрица.
— Ладно, — он тяжело вздохнул. — Признаю, был дураком!
— Вот, уже лучше, — ободряюще улыбнулась Елизавета Фёдоровна.
— Но ты же меня и таким любишь, правда? — спросил он, заглянув ей в глаза.
— Правда, правда, — ответила она и взяла мужа за руку. — Ты знаешь, я всё чаще задумываюсь о том месте, о котором говорил Магнус.
— Это о каком, напомни, — нахмурившись, поинтересовался Ярослав Иванович.
— Ну про это, помнишь, где шоколадные батончики прямо с пальм падают, — императрица мечтательно улыбнулась. — Мы же с тобой с рождения дочери нигде толком не были. А хочется лежать на тёплом песочке и ничего не делать.
— Полагаешь, только так? — печально спросил её император и опустил глаза.
Резиденция Араны находилась внутри десятикилометровой горы. Обстановка внутри больше напоминала высокотехнологический склад, нежели дворец августейшей особы. Но это легко объяснялось склонностью аэрахов к абсолютному минимализму и презрением к вычурной, но бесполезной роскоши.