Лазутчик держал в руке небольшой тепловой пистолет, скрыты в объемистой перчатке скафандра. Этот пистолет он рассчитал использовать для размягчения пломб на цилиндрах с зараженными отходами, что прибыли с главной палубы и теперь ожидали удаления. Сейчас здесь хранился поразительный объем опасных веществ. Идеи и мечтания проплывали в голове агента, лопаясь как мыльные пузыри, пока мокак оценивал соотношение риска и возможной выгоды.
«Этого вполне хватит, – со вздохом подумал агент. – Мелочи зачастую не менее полезны. Ага, вот где эти цилиндры – славно запечатанные, аккуратно составленные. Примерная работа. Какая жалость, что вся она теперь насмарку».
Стараясь поскорее с этим закончить, лазутчик потянулся и провел тепловым пистолетом по пломбе самого дальнего цилиндра. Затем агент двинулся дальше по ряду и обработал пистолетом еще два контейнера.
«Достаточно, – с неохотой подумал мокак. – Я не должен потворствовать своим желаниям. Это уже к реальному подозрению приведет». Которого, разумеется, и так следовало ожидать – по крайней мере, в некоторых отсеках. Однако целью здесь было заставить простых содругов сомневаться в себе и в своих товарищах. «Если эти маловеры так свои мысли к раю и не обратят, – подумал лазутчик, – пусть потом горько раскаиваются».
Второй лейтенант Синтия Роббинс шагала по коридору к кабинету, в котором ей предстояло допросить пленных мокакских инженеров. Кислое выражение ее лица вполне соответствовало той кислятине, что бурлила в ее желудке. Сегодняшний завтрак – яичница с ветчиной, анчоусы и то, что отдел гидропоники со смехом именовал зеленым горошком, – сидел у нее внутри как комок плохого титана в баке термоядерного реактора.
Синтия была очень недовольна тем, что ей поручили заняться этими допросами. Коммандер Редер очень хорошо знал, что она едва способна даже своих подчиненных разговорить. Как же ей тогда, черт побери, предполагалось вызвать на откровенность врага – мокаков то есть? С другой стороны, имелось в виду, что инженеров только инженер мог толково допрашивать.
«Надо было нашего идиота, шефа контрразведки, этим занять, – подумала девушка. – Пусть бы хоть раз, придурок, в чем-то помог. К тому же это бы его отвлекло, и нормальные люди, у кого работа есть, могли бы спокойно ее делать».
Но больше всего Синтия была недовольна недоумком-охранником, который тенью за ней следовал. Он был приставлен к ней «для ее защиты», как заверил ее назойливый офицер контрразведки, в ведомости у которого она расписалась. Кто знает, может, он ее и впрямь защищал. Но почему-то его присутствие казалось Синтии оскорбительным. Хотя под мудрым руководством Бута половина всех контрразведчиков так произносила «с добрым утром», что всех их после этого хоть на дуэль вызывай.
Наконец они добрались до двери кабинета, где должен был проходить допрос, и Синтия встала перед ней в ожидании. Ничего не произошло. Коридор оставался нейтрально-серым в обоих направлениях. Эта серятина нарушалась только черными контурами дверей и легкими выпуклостями пультов управления у каждой. Тогда Синтия повернулась и посмотрела на Канси, своего охранника. Он тоже на нее уставился. Они смотрели друг другу в глаза, и девушке при этом не приходилось задирать голову. «Это, наверно, потому, – подумала она, – что у него шея напрочь отсутствует».
– Не будете ли так любезны ее открыть? – наконец спросила Синтия.
– У меня нет ключа, сэр.
«И мозгов тоже», – мысленно добавила она. Впрочем, это была не вина охранника; она сама не потребовала ключ, а дежурный сержант выдать его не догадался. «Обычный недосмотр, – подумала девушка, – ничего больше».
– Тогда вы бы лучше сходили и взяли его у сержанта, – ровным голосом предложила она.
– Мне поручено быть возле вас, сэр. Это приказ.
– Если вы хотите сказать, что я должна идти обратно к дежурному сержанту, то вы зря время тратите. Вы пойдете и возьмете ключ, а я вас здесь подожду. – Она сделала паузу. Канси не двинулся с места. – У вас пять минут. – Лицо его так и осталось каменным. «В башке у него, наверное, тоже камень», – заключила она.
– У меня есть приказ, сэр, – объяснил Канси, и в его светло-голубых глазах промелькнуло отчаяние.
«А я-то Гивенса неандертальцем считала», – подумала Синтия.
– Я лейтенант, если вы не в курсе. Я рангом выше сержанта. А следовательно, мой приказ в данном случае имеет при… – она чуть было не сказала «приоритет», – старшинство, – закончила она, подобрав более понятное слово. – Поэтому вы должны поступить так, как я вам приказываю. – Тут девушке показалось, что Канси вот-вот зарыдает. – Часы, между прочим, тикают.
– Но я… мне…
– Поймите, я здесь взаперти, – произнесла она так ласково, как только могла. – Мне тут просто нечего больше делать, кроме как вас дожидаться. – Охранник открыл было рот, словно собираясь заговорить, но тут же снова его закрыл. – А ну пошел, Канси, или я тебя живо на гауптвахту упеку! – заорала Синтия.
На тупой физиономии охранника выразилось чуть ли не облегчение, он тут же рявкнул «Есть, сэр!», откозырял и потопал прочь.
«Где они только такого откопали, – подумала девушка. – Хотя известно, какой там у них там отбор. Дышите, не дышите – наши поздравления, вы сотрудник военной полиции». Она была рада, что все-таки нашла верный способ его мотивировать. С некоторыми людьми ласка только все усложняла.
Он вернулся через добрых восемь с половиной минут. «Поскольку идти тут минуты две, – подумала Синтия, – надо полагать, там много всякого шума и суеты поднялось». Честное лицо Канси сильно раскраснелось.
Он молча открыл дверь и отошел, чтобы ее пропустить.
– Вы войдете? – спросила она.