Петр Киле
ВОСХОЖДЕНИЕ
Фантастика, миф
О, я хочу безумно жить:
Все сущее - увековечить,
Безличное - вочеловечить,
Несбывшееся - воплотить!
ПРОЛОГ
Поэт, словно пребывающий в полете:
- Прозрачный, чистый, лучезарный свет! Из всех чудес его чудесней нет. Вся в зелени, в цвету планета - жизнетворящая стихия света… Природа - таинство его, игра, и сон, и торжество, как солнце блещет из-за тучи…
Материя и дух летучий вкруг звезд несущихся планет, праформа вещества и сущность - свет, бегущий вечно во Вселенной, как мысль в полете вдохновенной, рожденной им, себе под стать, чтоб таинства свои познать.
Мы видим воочию, как в смене кадров, и слышим голос поэта:
- О, тихая природа! Милый вешний край! Ласкающий и жгучий, словно Эрос, май!
Эдем! Эдем! И красота! Все здесь. Но смерть, повсюду нищета и днесь, и в войнах сотрясается планета из века в век, как жизни скорбной мета.
Лишь свет все вновь творит весной, а вкупе с ним мастеровой, и красота, сияние всего живого, восходит в мире вешнем снова на острие луча.
Но человек, рожденный для познанья природы света, тайны мирозданья, в зените озарений гаснет, как свеча.
В сиянии света проносится Земля.
Постигший тайну света, Аристей из света воссоздал людей, бессмертных, словно боги…
Здесь таинство природы и искусства, поэзии пленительные чувства, - но мир убогий у вечности, у высшей красоты не принял взлетов мысли и мечты.
О, свет бессмертный! Феб в венке из лавра! Зачем вся роскошь дара и высших вдохновений, если Рок и человечеству все множит бремя впрок, и все живое безвозвратно канет на островке в безбрежнем океане?!
ЧАСТЬ I
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Высоко в горах. Спутники Аристея Навротского; Аристей; феи.
Один из спутников смотрит вниз:
- Здесь спуск к реке опасен. Скоро ночь. Долина в сумерках уже сокрылась.
- Пологий склон я вижу впереди! – восклицает второй.
- Ну, до него еще три дня пути. А где Навротский, странный наш ученый?
Третий смеется:
- Ученый? Нет, художник несравненный.
- Рисует, без сомненья, он прекрасно. Детина, рад природе, как ребенок; без сил то падает, то вновь бежит, каменья драгоценные все ищет.
Третий:
- И с радостью великою находит.
Второй, показывая руками:
- И самородок с яблоко нашел.
- Совсем, как яблоко, на загляденье!
Один из спутников с удовлетворением:
- Да с ним мы, братцы, станем богачи.
Второй впадает в сомнения:
- Но у него другое на уме. Он ищет, говорил, ворота в небо.
- Ворота в небо? Это что за чудо?
Третий, весьма осведомленный:
- Столбы на гребне синих гор вдали - природные или остатки храма? Я тоже видел их из наших мест, где рос и Аристей ребенком малым. А мать его учительницей в школе у нас в селе была. Но мне у ней, как жаль, учиться не пришлось.
Один из спутников:
- А что?
Третий с восхищением и с грустью:
- Красивей женщины не видел я. Из ангелов, сошедших к нам на Землю, казалось мне, добру учить нас, грешных. В реке бедняжка в бурю утонула. И Аристея бабушка взяла к себе в Россию, где подрос в детину, а все живет в мечтах своих о детстве, о свете на заре за горизонтом - и там то самое - ворота в небо.
Один из спутников, оглядываясь с нетерпением:
- Нет, где же он? Эй, Аристей! Лишь эхо мне вторит отовсюду «Аристей!»
Третий:
- Все ищет место, где бывал он в детстве.
- Да здесь на сотни, сотни верст пустыня средь неприступных гор, и поселений от века не бывало, может быть.
- Но веет миром тихая долина, как там, где люди жили, иль живут, что помнят лес, уже не дикий, воды, в движеньи быстром уносясь, как мысли, и грезы, и глубокие желанья.
Аристей на возвышении, один:
- В горах я далеко от всех дорог и царств, рожденных в войнах и погибших все в тех же войнах; здесь же благодать, от века мирная природа светит покоем и величием раздумий, все кажется, о тайне мирозданья, что с детства и меня влечет, как помню, с тех пор, как мать взглянула мне в глаза доверчиво и строго, с тайной лаской - мне в наказанье, тут же сняв вину, мне отдала всю душу феи в дар, чтоб смертной женщиной уйти из жизни, утратив милый образ и бессмертье. - Сбегает вниз. - Не верю я, чтоб красота такая исчезла без следа, она жива!
Но где? Безмолвна, словно бы во сне, она покоится - цветком ли? Светом, что озаряет тихую долину, как зов таинственный иль вещий знак.
Слышны голоса, явно женские или детские. Аристей озирается с теми же раздумьями:
- Лужайка у ключа и лес по склону, как странно, будто я бывал здесь прежде, когда во сне унесся в некий край, что позже я назвал страною фей и где провел пленительные годы, чтобы найтись на дальнем берегу на третий день спокойно спящим в роще.
Я болен был и в ужасе метался от страха смерти; что со мной случилось, я помнил смутно, в роще над водою проснувшись весел и совсем здоров.
Что если я забрел в места, где феи поныне обитают в самом деле? Чьи это голоса? Синичек, что ли?
В вышине мелькают некие световые образования, то феи гор, вод и цветов.
Фея гор, спускаясь ниже:
- Насторожившись, слушает он нас.
Фея вод рассудительно:
- Когда ему понятен наш язык, из света звон серебряный, беззвучный, так, значит, здесь недаром он явился, и посланы к нему мы, это точно!
Фея цветов, проступающая, как девушка в венке:
- Его прозванье Эхо повторяет, знакомое уж очень: Аристей! Поведаем посланье без затей.
Фея гор:
- Есть в поднебесье дивная страна - средь гор высоких, с озером без дна, как неба голубого синь, поскольку свет сияет из глубин в подземных вазах чрез край в алмазах.
Фея вод:
- Из хаоса и тьмы, как из тюрьмы, возник наш свет чудесный, как взор любви прелестный.
Из хаоса возник сей мир, из света соткан, как эфир.
Фея цветов:
- Что наша жизнь - как тайна света? В его сиянии - всего живого мета, его игра и сон, как темен или светел небосклон.
Здесь тайна света, что, несясь в эфире, творит планеты, все живое в мире.
Фея гор:
- Одна из фей из высших сфер сошла на Землю, как пример всех лучших устремлений из цепи превращений.
Но участь женщин на Земле грустна. Цветут мгновенье, как весна.
Фея вод:
- В глубинах здешних, как в темнице, она покоится в гробнице - из света радужных лучей, как первообраз женщин и детей, сей ипостаси двуединой, в красе и тайне дивной.
Аристей, вслушиваясь настороженно, провисает над ущельем.
Фея цветов в тревоге:
- Что может сделать он, когда и джинн не в силах пробудить в ней жизнь? Скорей погубит - без защиты; ведь даос спит, лианами увитый.
Но сладостна мечта, когда в ней все - любовь и красота.
Один из спутников кричит:
- Эй, эй!
Второй:
- Ну, что случилось?
- Аристей! Завороженный словно, он вступал поверх деревьев склона и сорвался… Хватаясь за верхушки на лету, упал в поток гремящий.
Третий в испуге:
- Что? Ах, Боже!
Второй:
- С такой-то высоты - разбился насмерть. И мы за ним последуем, боюсь, куда же вы?
Быстро темнеет, лишь белые вершины дальних гор сияют, отдавая розовым, как цветы абрикоса и яблони.