Аристей в досаде:
- Рисунок с древнегреческой скульптуры. Я лишь придал вакханке и сатиру черты влюбленных наших - им на счастье. Здесь красота, веселость - как катарсис.
Диана, порывисто обнимая его и целуя:
- Я снова вся люблю тебя. Но это надолго ли? Я все теряю силы; ты возвращаешь к жизни на мгновенье, чтоб лишь продлить мне муки бытия.
- Я должен завершить портрет, Диана.
- Нет, нет! Ведь я почти призналась в том, что увлеклась тобой. Теперь что делать? Признаться, пала я? Мне ничего не будет, но тебя опять упрячут без всякой видимой вины, ты знаешь.
Аристей, поднимая голову:
- Я никого на свете не боюсь. Лишь смерти я, небытия боялся во веки вечные. Не быть всю вечность, как будто не было меня на свете?
Будь мотыльком с сознаньем мирозданья, творения безвестного творца, и то бы возроптал; я человек и равен буду познанной Вселенной. И это не бахвальство, если б знала! – Усмехнувшись вдруг. - Да мне ведь друг теперь сам Сатана.
Диана, отходя от него:
- Вы все еще не наигрались, Боже! Так знай, на исповеди я была, с раскаяньем я обрела смиренье без страха и упрека смерть принять.
И снова ты смутил мне душу счастьем любви безумной - Сатане на радость.
- Что слышу я от Евы просвещенной? Какой в России нынче век идет?
- О, не смущай мне душу, Аристей! Чего ты хочешь от меня?
Аристей с мыслью в глазах:
- Любви и счастия, сказал бы я, но это не цель для высшей жизни и стремлений, во что мы ныне все вовлечены в России, устремленной в мир грядущий в оковах и порывах небывалых, впервые впереди Европы всей, клонящейся, как Древний Рим, к закату, с рожденьем новым в красоте...
- Увы!
Аристей сосредоточен:
- Взыскуя совершенства, как бессмертья, в бореньях, в неустанном восхожденьи достиг вершин, где свет творит идеи и образы земного бытия, наверное, недаром и хранит.
Поверить трудно, я в сомненьях тоже...
Причастный к тайнам, я обрел бессмертье и дар творить живую жизнь из света.
- В смиренье впала я, а вы - в гордыню. Великий грех.
- Да, Люциферов грех. Монахиней заговорила Ева. Вступайте в монастырь. Я вас найду...
- Чтоб душу погубить мою?
- Спасти! - В досаде выбегает вон.
- Творец небесный!
2
Аристей с головой ушел в работу и не заметил, как прошла весна, и настало лето красное, душное и пыльное в городе, и с опозданием засобирался на поиски дачи, не уверенный, по какой из линий железной дороги выехать. В дверь постучали, и прислуга сказала, что его спрашивают.
- Кто?
- Дама.
- Какая дама?
- Молодая, красивая, богатая.
Он уже отвык от посещений тех, кто связан с революцией, но потаенную жизнь, дорожа уединением, продолжал.
- Проси.
Вошла Диана с независимым видом, одетая, как всегда, изысканно и нарядно, и Аристей тотчас забыл, где он находится, словно повстречал ее на людях, и его могут не заметить, поскольку есть все основания считать, что им недовольны. Не выражая ни удивления, ни смущения, соответственно, как и она, он поклонился. Дверь за нею затворили, Диана огляделась .
- Мы одни, - сказал Аристей. - Какими судьбами?
- Здравствуй! - глаза ее заблестели. - Ну, во-первых, портрет мой не окончен. Если вам все равно, мне - нет. Вы забыли о нем? Покажите мне его.
- А во-вторых? - Аристей прошел за стол, за шкаф в поисках холста. - Ну, а во-вторых, проезжала мимо.
- Как кстати!
- Просто я собираюсь уехать в Савино.
- Надолго? - он вынул холст.
У Дианы чуть не вырвалось с языка: «Навсегда!»
- Как! Портрет готов?
- Готов? Как я мог работать над ним без вас? А, впрочем, - Аристей сам удивился, - чего же здесь недостает, кроме фона? Мне не хотелось воспроизводить кресло, на котором вы сидели, и часть интерьера, всю эту излишнюю роскошь... Я предполагал сделать фон нейтральным. Но с какой стати? Представим: вы сидите на террасе сельского дома, а за вами открытые пространства реки, леса, неба, откуда вы собственно родом. Вы весьма кстати проезжали мимо.
- Рада слышать! - улыбнулась молодая женщина, однако тут же деловито заметила, что пригласить его на дачу она не может. - Я должна оберегать Эсту от вас и от Леонарда. Надеюсь, вы меня понимаете? - вдруг спросила она с вызовом.
- Нет, - покачал головой Аристей. - Садитесь. Нам необходимо объясниться.
- Да-а?
- И это, конечно, единственная причина, почему вы решились на наше свидание, за которое я бесконечно благодарен вам. Милая, милая Диана! Я давно влюблен в вас, и вы прекрасно это знаете, - с этими словами он подошел к ней, протягивая руки и ожидая, что она бросится ему на шею.
Взволнованная донельзя, Диана все же не потеряла самообладания и, прищурив глаза, сказала с вызовом:
- Вы ошибаетесь. Я приехала не на свидание. Если бы было так, я бы не стала играть в прятки, как вы любите.
- Значит, я один играл в прятки, а вы не при чем? - рассмеялся Аристей. - Ах, да, Эрот!
- Что Эрот?
- Он-то разыграл нас.
- Нет, говорят о Люцифере, - невольно рассмеялась Диана, вспомнив сцену в Эдеме.
- И правда! - Аристей тоже рассмеялся и взял ее за руку.
Диана выдернула руку и проговорила тихо:
- Дьявол. Зачем ты с Эсты, видя, что она не в себе, писал нимфу?
- Боже правый! Да это рисунок с древнегреческой скульптуры. Я воспроизвел его, придав нимфе и сатиру черты Эсты и Леонарда, что весьма забавляло Психею. Здесь красота и греческая веселость в чистом виде. Если угодно, катарсис, что излечивает от отчаянья и безумия. Вы удовлетворены?
Диана впервые, как вошла к нему, смутилась и, пряча лицо, приласкалась.
- Могу ли я быть удовлетворена, - шепотом проговорила она, - если я еще ничего не получила после стольких головокружительных порывов и решений - ни портрета, ни... Я потеряла голову. Но это ненадолго. Как хорошо! Я теряю силы, а ты возвращаешь меня к жизни.
- Я приеду к вам на дачу с портретом, - целуя молодую женщину, Аристей деловито сказал.
- Невозможно. Мы там будем у всех на виду. Скажу больше: муж заподозрил нечто относительно нас и поддразнивает меня. Правда, похоже, он думает, что я ни на что не решаюсь. Поэтому я и не скрываю, что немножко увлеклась тобой.
- Немножко?
- Как я должна была сказать? Я люблю тебя, как самую жизнь, что оставляет меня ежечасно? Это я прервала сеансы, чтобы ты ничего не заметил или не вообразил. Как видишь, я играю в открытую.
Аристей покачал головой.
- Когда он поймет, что я пала, я и в этом признаюсь, и вся вина падет на него же самого, поскольку сам взял на себя обязательство перед Богом и людьми руководить мною во всем. Мне ничего не будет. Зато с тобой он может посчитаться как-нибудь. Берегись.
- Я никого не боюсь, - серьезно отвечал Аристей. - Ты знаешь, теперь мне сам черт друг.
- Что-о?
- С Леонардом происходят дивные вещи.
- Он еще не наигрался в Эрота?
- Он не играл, - возразил Аристей. - Или играл, как и ты, в открытую. И знаешь, почему ему не везет?
- Почему?
- Потому что он пребывает в чуждом для него мире. Эрот - божество языческое, или, лучше сказать, как Платон, демон, связующее начало между людьми и богами. А вокруг христианский мир, где Эрот пребывает в изгнанничестве, униженный и оклеветанный, ибо все, что с ним связано - грех, начиная с первородного греха. Словом, в сем мире он изначально есть тот, кого именуют Сатаной.
- Неужели это правда? Вы серьезно? - Диана испуганно вздрогнула и отпрянула от Аристея. - То-то он до смерти напугал Фиму. Это ужас что такое. Мне давно пора.
- Так и уходишь, - с сожалением вздохнул Аристей.
- А что же делать? Я теперь и любви боюсь, как и смерти. Лучше, чем в Эдеме, вряд ли уже будет.