Среди шествующих в маскарадных костюмах соревнователей публика замечает красивую женщину в сопровождении двух мужчин в древнегреческих одеяниях.
Литератор догадывается:
- Прекрасная Елена, нет сомненья. И Менелай. Да с ним и сам Парис. Чудесный треугольник наяву.
Чиновник важно:
- А хороша! Но слишком уж доступна.
Поэт, которого некоторые узнают:
- Не в том ли прелесть красоты и тайна?
Некая дама с вызовом:
- Когда и стыд, и верность ни почем?
Поэт смеясь:
- То символ красоты, а есть Манон. А вот она! Из шлюх обыкновенных, а кавалер ее - ведь сутенер. На Невском их встречаешь каждый вечер.
Офицер восклицает:
- Какое, боже мой, великолепье! Колонны мраморные, блеск свечей...
Другой офицер:
- И блеск очей красавиц бесподобных. воистину богинь, гетер, цариц!
Некая дама с завистью:
- Матильда Кшесинская семенит, - красива - не сказать, мала и ростом, - со свитой из великих князей в масках.
Журавля упустив из рук своих, схватилась за синиц, и те попались.
Молодой человек с дамой:
- А там не Анна Павлова прошла - походкой твердой, вместе с тем летящей, земная и воздушная, как фея.
Его дама вторит:
- Как Золушка принцессой обернулась, едва взошла на сцену, заблистав, как первая звезда среди ярчайших.
Офицер с восторгом:
- Вот Клеопатра Северной Пальмиры!
Другой офицер:
- Костюм хорош, а образ бесподобный, без тени вызова и страсти нежной, как ум и львица в сфинксе дремлют тихо над полноводною Невой; Египет - загадка Рима и его судьба.
Офицер:
- Нет, Греция скорей его судьба.
Другой офицер:
- С Элладой вкупе - это несомненно.
Офицер:
- Да, Клеопатра словно из гетер, взошедших на престол в часы упадка культур древнейших под пятою Рима.
Один студент вскрикивает:
- Послушайте! Уж это вам не шутка. Там промелькнул сам Пушкин, профиль, плечи, взор голубых, как небо, дивных глаз...
Другой студент:
- А там, на хорах Данте Алигьери, худой и строгий, опаленный адом, - и публика нарядная, и боги, герои, персонажи всех времен, - да здесь весь мир!
Один студент с опасениями:
- Он явлен на мгновенье, и, я боюсь, здесь некое знаменье.
Внезапно публика расступается, образуя живой коридор, в концах которого у всех на виду молодая женщина и юная девушка в древнегреческих одеяниях. Их принимают за Афродиту и Психею.
Проносятся голоса:
- Смотрите! Крупнотелая блондинка в сандалиях на босу ногу - дивна!
Вся розовая, золото волос, - сойдет за Афродиту в самом деле.
Да, женственность сама и красота!
Насмешлива во взоре глаз прекрасных, в осанке величава и проста.
Художник с волнением:
- Костюм хорош, а образ дивный лучше. Богиня! И любви, и красоты.
Поэт смеется:
- За Афродиту Пандемос сойдет, а та Урания? Нет, нет, Психея!
Высокая и стройная, в плаще пурпурном, словно соткана из света, воздушна и легка, как танцовщица, с походкой юности и счастья, - сон!
В многолюдном зале замолкают оркестр, голоса и шум, очевидно, начинается представление, ибо Афродита вскричала, весьма осердясь: «Люди добрые!», и даже зазвенели хрустальные люстры.
Проносятся голоса:
- Ах, что сказала Афродита? - Тише!
- Да, осердилась, ясно, на Психею, по сказке Апулея и зовет Эрота наказать за самозванство…
- Психея смущена… А хороша! Прекрасней Афродиты и юна!
- Как! И Эрот здесь явится? Умора!
- Младенец с крылышками! Купидон.
- Нет, демон, демон, по Платону. Демон?!
Откуда-то с хоров разносится голос: «Маменька, я здесь!»
Публика, рассмеявшись с восхищением, затихает, и чудесное настроение воцаряется в зале.
Афродита в тишине внятно произносит:
- Психея пусть полюбит человека без положенья в обществе, без роду, влачит с ним жалкое существованье, в нужде, в гоненьях пребывая вечно.
Эрот, показываясь на хорах:
- Психея? Ладно, будь по-твоему. Скажи-ка, где найти мне самозванку. - Достает золотую стрелу из колчана за спиной.
Афродита, указывая на ни в чем неповинную барышню:
- Как! Ты не видишь? Красотой сияет, как юная богиня, уж Кипридой ее все называют, мне в обиду. Да вот она!
Проносятся голоса:
- Эрот поранил сам себя стрелой!
- Наверно, понарошке и не больно?
- Он факел уронил и прыгнул вниз.
- А высоко же, разобьется. Ах!
- Да есть ли крылья у него? Пронесся прыжком одним и, пола не коснувшись, он выхватил свой факел и унесся за барышней. А где она? Психея!
За колоннами Эста (та, кого приняли за Психею).
Эста с волнением:
- Ах, боже мой! Что делать? Где Диана? То держит, как на привязи, то бросит на произвол судьбы. Ах, вот она!
Дама в маске смеется
- Что, Эста? Ты напугана и вся сияешь?
Эста, вздохнув счастливо:
- За Психею приняли.
- И что же? В самом деле столь красива, какой тебя не помню. Поздравляю!
- Да это прямо наважденье, право. Ведь я не наряжалась под Психею.
- Что за беда?
- Да я и слов не знаю. Они же говорили, как за правду, богиня и Эрот. Вот убежала. - Становясь у колонны. - О, прячь! Эрот не маленький ребенок, а юноша, как обезьяна, прыткий.
Дама в маске подтверждает:
- Да, очень прыткий. Выпрыгнув с хоров, он пролетел пол-зала, прежде чем, едва коснувшись пола, побежать, как угорелый, в поисках Психеи.
Эста взволнованно:
- Он ненормальный. Я его боюсь.
Раздаются голоса:
- А факел настоящий и не гаснет, хотя он все роняет в тесноте.
- Так может он наделать и пожар!
- А где Психея? Афродиты тоже не видно. Что же происходит здесь?
Студенты, подхватив Эрота, подбрасывают вверх, одни - отдавая ему должное, другие - уже явно издеваясь, а дамы и барышни то аплодируют ему, то ахают, боясь за него.
Эста, невольно выглядывая:
- Ах, боже! Что же делают они?
Дама в маске:
- Качают.
- Издеваются над ним.
- Поди. Вступись, Психея, за Эрота. Могла бы выйти недурная сценка.
Молодой мужчина весьма решительно входит в круг студентов и один ловко ловит на лету Эрота, вызвав одобрение у публики.
Эста радостно:
- Кто это?
Дама в маске, всплескивая руками:
- Аристей!
Эста:
- Художник? Боже! Он, кажется, узнал его, Эрота.
Дама в маске с улыбкой:
- Взглянул на нас и поклонился важно, я думаю, всего лишь шутки ради. Инкогнито мы нынче сохраним. Так интереснее. Надень-ка маску. А что касается Эрота, если б не золотые локоны и возраст, сказала бы тебе, кто это точно.
Эста в полумаске:
- Так ты его узнала или нет?
- Кого?
- Эрота.
- Как! Не наигралась?
Эста со смущением:
- О, нет! Я никого ведь не играла. Подумала, что это наважденье, какое на меня порой находит.
И испугалась. А теперь мне ясно: нас разыграли Афродита с сыном, согласно их природе.
Дама в маске:
- Ах! И здесь находишь философию, занятья которой истощают силы даже до наваждений.
Эста обводит зал глазами:
- Нет, мне хорошо. Я словно оторвалась от занятий. Экзамены как будто все сдала.
- Прекрасно. Будешь жить у нас снова, как в Москве, - заключила с удовлетворением молодая женщина.
Диана была не намного старше Эсты, своей племянницы, но, выйдя замуж, взяла заботу о ней, как о младшей сестре, тем более что та была столь не похожа на обычных барышень, чужда всех их притязаний, тщеславий, немножко не от мира сего. Муж смотрел на Эсту, как на подругу и компаньонку молодой жены, что также всех устраивало.