Юный рейнджер и будущий король счел за благо подчиниться и больше не заикался о своем участии в сегодняшнем турнире. Состязания лучников быстро ему наскучили. Эйдриану казалось, что эти неуклюжие стрелки если и попадают в мишень, то лишь благодаря чистому везению, а не своему мастерству. Он перевел взгляд в сторону королевского павильона — высокого помоста под шатровым куполом. Там сидели король с королевой и несколько знатных вельмож, включая и герцога Каласа. Герцог был в своих бесподобных серебристых доспехах, в руке он держал массивный, увенчанный перьями шлем. Вокруг павильона стояли вооруженные гвардейцы из Бригады Непобедимых, защищавшие своего любимого короля от возможных случайностей.
Глаза Эйдриана остановились на сидевшей рядом с Данубом королеве Джилсепони.
Эта женщина — его мать!
Сознание юноши захлестнуло лавиной вопросов, касавшихся его происхождения и намерений тех, кто его окружал. Почему госпожа Дасслеронд никогда не говорила ему, кто его мать? Почему предводительница эльфов и ее подданные лгали, утверждая, что его мать умерла при родах? Ведь не могла же Дасслеронд не знать… нет, она, разумеется, знала правду. Знала, что Джилсепони не только не умерла, но и стала королевой самого могущественного государства земель Короны.
Почему тогда Де'Уннеро не стал держать его в неведении и рассказал о матери? С одной стороны, Эйдриан был ему благодарен. С другой — понимал, что его отношения с бывшим монахом отнюдь нельзя было назвать дружбой. Они удачно дополняли один другого. Эйдриан был нужен Де'Уннеро, чтобы вернуть себе прежнюю власть в церкви.
Юноша усмехнулся, отгоняя эту мысль. А разве он сам не так же относится к Де'Уннеро? Разве он питает к этому человеку-тигру дружеские чувства?
Рейнджер покосился на бывшего монаха и презрительно хмыкнул. Отношения на основе взаимной выгоды? Это вполне устраивало Эйдриана. Он не испытывал к Де'Уннеро не только любви, но, уж если быть откровенным до конца, даже и симпатии. Просто вместе они могли достичь большей власти, славы и величия, чем каждый из них поодиночке.
Зато Садья вызывала у него восхищение. Юноша взглянул на маленькую певицу и вновь подумал, что наступит такой момент, когда их отношения неминуемо перерастут в любовную близость. Его глаза скользили по точеной фигурке Садьи. Эйдриан с удовольствием разглядывал ее стройные ноги и маленькую, но такую соблазнительную грудь.
Все это приятно волновало юношу. Довольно улыбаясь, он снова повернулся в сторону королевского павильона. Улыбка быстро сбежала с его лица. В голове рейнджера опять заметались вопросы, связанные с королевой. Итак, Де'Уннеро утверждает, что эта женщина — мать Эйдриана; героиня войны с демоном-драконом, спасительница человечества во времена нашествия розовой чумы. И она, произведя его на свет, тут же бросила по причинам, которых Эйдриан не мог ни понять, ни простить.
Нет, понять, наверное, все-таки мог.
«Возможно, мы с нею очень похожи, — подумал он. — Возможно, будущей королеве ее слава была важнее забот о новорожденном младенце».
Эйдриан, который столько лет был одержим мыслями о завоевании власти и достижении бессмертия, вполне понимал эту своекорыстную и всепоглощающую потребность.
Состязания лучников завершились. Было названо имя победителя — охотника из Вестер-Хонса, весьма среднего, как показалось рейнджеру, стрелка. Ему вручили подарок королевы Джилсепони — великолепный тисовый лук.
Эйдриан вновь пожалел, что Де'Уннеро не позволил ему состязаться в стрельбе из лука. Тогда бы он, одержав в них победу, встал перед королевой и задал бы ей эти вопросы; если не вслух, то глазами. «Терпение», — в который уже раз напомнил он себе.
Оставшееся до полудня время было отдано музыке и танцам, угощению, выступлениям клоунов и представлению пьесок весьма фривольного содержания. Роскошные платья из разноцветного тонкого шелка, в которых щеголяли знатные дамы, соседствовали с поношенной одеждой простолюдинок, где преобладали всего два цвета — серый и зеленый. Де'Уннеро и Садья, не выпуская из поля зрения Эйдриана, пробирались сквозь толпу. Главные события ожидались впереди, а пока можно было насладиться теплым и спокойным утром.
Послеполуденное время тянулось столь же медленно, пока гром фанфар не возвестил о новом состязании, которое должно было начаться сразу же после необходимых приготовлений на поле. Народ повалил на невысокие холмы, окружавшие ристалище. Эйдриана толкали, пихали, наступали на ноги, но он этого словно не замечал. Сердце юного воина колотилось. Эйдриану вновь нестерпимо захотелось принять участие в состязаниях.
Рыцарские игры начинались с группового сражения, в котором, как объяснил своему подопечному Де'Уннеро, участниками правили азарт и злость и наблюдалось полное отсутствие тактики ведения поединка. Однако Эйдриан считал, что он без труда вышел бы из них победителем.
Однако Де'Уннеро не пустил его, в очередной раз напомнив, что пока еще не время.
В состязании участвовали преимущественно гвардейцы Бригады Непобедимых, несколько урсальских аристократов, а также пара воинов попроще. Все выступали при полных доспехах; лошадей также защищали особые конские латы. Участники состязания с разных сторон съезжались на овальное поле ристалища, сопровождаемые приветственными возгласами толпы. Герцога Каласа было нетрудно заметить по его шлему с яркими перьями, ослепительно сверкавшему на солнце. Турнирные бойцы выстроились перед королевским павильоном в три шеренги; в каждой находилось по семь всадников. Калас занял место в середине первой шеренги.
По сигналу герцога участники сняли шлемы и отдали воинское приветствие королевской чете. Правой рукой, сомкнутой в кулак, они ударили себя в грудь, затем вскинули ладони с разжатыми пальцами.
Толпа, насколько это было возможно, утихомирилась.
— Король Дануб, — начал Калас, громко выкрикивая слова, чтобы было слышно всем собравшимся. — По случаю вашего пятидесятилетия мы безгранично рады выпавшей нам чести засвидетельствовать свое уважение вашему величеству. Мы просим благословить это сражение и молим о том, чтобы никто из его участников не погиб. Если же подобное случится, пусть этот воин спокойно простится с жизнью, ибо он умрет во имя своего короля!
Запели трубы, неистово зашумела и загудела толпа.
— Заметьте, Калас ничего не сказал о смерти во имя королевы Джилсепони, — негромко произнес Де'Уннеро.
— Намеренное пренебрежение? — поинтересовалась Садья.
— Это надо спросить у Каласа. Насколько я знаю, такие события, как этот турнир, обязательно требуют упоминания имени королевы, — сказал бывший монах, который за годы пребывания в Санта-Мир-Абель основательно изучил этикет и традиции Хонсе-Бира.
Эйдриан не совсем понимал, о чем идет речь. В отличие от многих, он не знал о сложностях, которыми сопровождалась жизнь королевы при дворе. Не обратил он внимания и на то, что Де'Уннеро и Садья были явно довольны этим «упущением» Каласа.
Юноша внимательно следил за полем. Участники сражения заняли места вдоль невысокой ограды, окаймлявшей ристалище. К пению труб присоединился рокот барабанов. Их дробь звучала все громче и делалась все быстрее. Когда трубы замолчали, барабаны еще некоторое время продолжали грохотать; наконец смолкли и они.
Король Дануб встал и оглядел притихшую толпу. Затем он бросил на землю перед павильоном вымпел Урсальского замка.
Участники турнира пришпорили коней и помчались на середину поля, вступив в жестокую и яростную схватку. Все они были вооружены тяжелыми, обитыми войлоком для смягчения ударов дубинками. Такие дубинки специально предназначались для подобных состязаний и хотя не считались опасным оружием, легко могли сломать ребра или челюсть.
Эйдриан не сразу разобрался в том, что происходит на поле. Конские копыта поднимали облака пыли; слышались лишь удары дубинок по доспехам. Одному храброму, но скверно экипированному участнику сражения, доспехи которого напоминали лоскутное одеяло, то и дело доставалось, пока очередной удар и вовсе не выбил его из седла. Сейчас же к поверженному воину бросились оруженосцы. Они подхватили под уздцы его испуганную, становящуюся на дыбы лошадку и унесли беднягу с поля.