— Если бы Джилсепони не была другом эльфов, ее жизнь давным-давно уже была бы оборвана, — произнес Келерин'тул, и Роджер ни на мгновение не усомнился в правдивости этих слов. — И уж мы ни за что не позволили бы ей отправиться в Урсал и воссесть на трон рядом с королем людей.
— Потому что так распорядилась госпожа Дасслеронд? — с сарказмом осведомился Роджер.
— Я же говорю, Роджер He-Запрешь, что тебе трудно понять наше отношение к происходящему. Да, Джилсепони, как и ты, является другом эльфов. Но ты превратно понимаешь значение этого слова. Нужды тол'алфар всегда были и останутся для нас превыше всего. Ни Джилсепони, ни ты с вашими желаниями и тревогами и даже с самой вашей жизнью не идете с этим ни в какое сравнение. Нынче мы просим от вас с Джилсепони совсем немного, но нам нужна полная уверенность, а не бесконечные сомнения.
Уже много лет минуло с того времени, когда мы в последний раз являли себя перед людьми, — продолжал Келерин'тул. — Мы почти исчезли из человеческой памяти, превратившись в сказки и легенды. Нас такое положение вполне устраивает, и от каждого, кого мы называем другом эльфов, мы требуем сохранять его и ни в коем случае не нарушать.
Роджер пристально глядел на Келерин'тула, вполне соглашаясь с его словами. Тол'алфар никак нельзя было назвать дружелюбным и отзывчивым народом, эльфов не слишком волновали беды человечества. Да и терпимостью к слабостям людей они тоже не отличались. Правильнее сказать, они отличались нетерпимостью.
— Госпожа Дасслеронд потребует от меня отчета, — сказал Келерин'тул. — Что мне ей сообщить?
— Королева Джилсепони нигде и никогда не упоминает о народе тол'алфар, — ответил Роджер. — Когда я спросил ее об этом напрямую, то понял, что за все эти годы она впервые вспомнила о вас. Никто при дворе не знает о тол'алфар. Придворным и без того хватает, о чем чесать языками. Госпоже Дасслеронд нечего бояться ни самой Джилсепони, ни того, что она раскроет кому-нибудь секрет би'нелле дасада.
Если эти слова и убедили Келерин'тула, внешне он никак этого не показал.
Роджер растерянно усмехнулся.
— Неужели ты так и не понял, как тяжело приходится Джилсепони среди этих напыщенных придворных павлинов? — спросил он эльфа. — Она никогда не станет учить этих подлых вероломных глупцов ничему серьезному и уж тем более не нарушит ради них свое слово. Главнокомандующий королевской гвардией — ее заклятый враг. Если кто-нибудь и застанет Джилсепони, танцующую би'нелле дасада, то это будет последним, что он увидит перед смертельным ударом ее меча!
Келерин'тул долго и внимательно смотрел на Роджера, после чего удовлетворенно кивнул.
— А ты спрашивал ее про другое? — поинтересовался эльф.
— Да, и тоже напрямую, — ответил Роджер. — Как только Джилсепони даст ответ, я тебе его сообщу.
— Мы узнаем ее ответ раньше, чем ты, — со свойственным эльфам высокомерием заявил Келерин'тул.
И, слегка поклонившись, исчез в темноте. Дейнси подошла к Роджеру и крепко сжала его руку, чувствуя, что мужу требуется ее поддержка.
— Так она поедет с нами? — спросила она.
Вместо ответа Роджер утомленно прикрыл глаза. Ему было нестерпимо больно сознавать, что Джилсепони, лучший его друг, страдает, а он даже не знает, как ей помочь.
— Что ни день, то сражение, — проворчал Дануб, следуя за Джилсепони в их покои.
Они возвращались после горячих и напряженных споров с герцогом Каласом и парой других придворных. Разговор касался нынешнего положения в Палмарисе — по всем меркам вполне благополучного. Однако Калас настаивал, чтобы король пересмотрел основу управления городом и ратовал за отмену указа, по которому Браумин Херд был назначен епископом. Он повторял прежние свои утверждения, что нельзя сосредоточивать в одних руках обязанности настоятеля и барона. Поначалу Джилсепони не догадывалась, зачем герцогу понадобились все эти обсуждения. Потом наконец догадалась: тот просто стремился отвлечь внимание королевы от другого события — возвращения в Урсал Констанции Пемблбери.
Однако она не удержалась от того, чтобы вступить с Каласом в ожесточенный спор, хотя и понимала, что играет герцогу на руку. Тот постоянно что-то нашептывал Данубу на ухо, и вскоре все разумные доводы Джилсепони потонули в гуле голосов.
— Браумин Херд прекрасно себя проявил, — сказала Джилсепони, когда они с Данубом остались одни.
— Тебе кажется, что я сам не мог бы в этом разобраться? — буркнул король. — А ты только подливаешь масла в огонь. После твоих слов Калас готов превратить мой двор в поле битвы!
— Ты же знаешь о его неуступчивости, — заметила Джилсепони.
— Да, Калас упрям, — согласился Дануб. — Не меньше, чем ты, моя дорогая.
Эти слова, произнесенные каким-то чужим, отстраненным тоном, отбили у королевы желание продолжать разговор.
Вздохнув, она откинулась в кресле, чувствуя неимоверную усталость.
— Роджер и Дейнси пригласили меня провести зиму в Палмарисе, — немного придя в себя, сообщила мужу Джилсепони.
К ее удивлению, Дануб даже бровью не повел.
— Я обдумываю их предложение, — выжидающе добавила она.
— Возможно, это было бы самым разумным, — спокойно произнес король.
Чересчур уж спокойно. Внимательно взглянув на мужа, Джилсепони поняла: внутри у него все кипело. Слухи, насмешки, густо пересыпанные откровенной ложью, — как он, должно быть, устал от всего этого!
— Констанция Пемблбери возвращается в Урсал, — сообщил Дануб. — Вместе с Мервиком и Торренсом. Возвращается не на время, а насовсем. Здесь ее дом.
— У нее всегда было право выбирать, где ей жить, — ответила Джилсепони.
Король молча кивнул.
Она встала, подошла к мужу, взяла его за руки и посмотрела прямо в глаза.
Дануб отвел взгляд.
На следующий день Джилсепони отправилась в Палмарис. Ее отъезд не сопровождали ни фанфары, ни придворная шумиха. Не было даже полагающегося королеве сопровождения. С ней были только ее друзья — Роджер и Дейнси.
ГЛАВА 28
НА ЮГЕ НЕСПОКОЙНО
— Бехренский флот нам теперь не помеха, — уверенно заявил знаменитый пират Майша Дару.
Ростом выше шести футов, с нечесаной гривой вьющихся черных волос, окладистой бородой и синими глазами, способными, казалось, прожигать насквозь, этот головорез являл собой впечатляющее зрелище. Внушительный облик лишь подкреплял его славу жестокого и безжалостного негодяя, а глаза… в эти глаза, наверное, лучше было не заглядывать в минуты, когда он истязал свои жертвы или был охвачен приступом неуправляемого бешенства.
— Им сейчас не до нас, — злорадно усмехнувшись, продолжал Майша. — Оборона Хасинты хорошенько повытряхнет из них кишки.
Остальные бехренские пираты, набившиеся в кубрик флагмана Дару, носившего звучное название «Овай вару», что означало на их языке «Белая акула», усмехались и перешептывались. Им доставляло явное наслаждение, что для бехренских военачальников и их живого божка Чезру настали трудные времена. Пираты рассказали гостям, что на западе племена тогайру подняли мятеж, подобно песчаной буре прокатившийся и по степям Тогая, и по бехренским пустыням.
Для пиратов, которым сейчас не угрожала бехренская армия, действительно настали золотые деньки.
— Мы никогда и не считали флот бехренцев серьезным противником, — ответил Маркало Де'Уннеро, сидевший между Эйдрианом и Садьей. — С какой стати они вдруг придут на помощь Хонсе-Биру? А если они воспользуются подвернувшимся случаем и к беспорядкам в северном королевстве добавят собственные, нам это только на руку.
— Я говорю, что нам они не помеха, — пояснил свои слова Майша Дару. — Боевым кораблям Чезру ой как не до нас, зато для нас привар поспел.
Вновь послышались шепот и довольные смешки. Пираты предвкушали веселые времена, обещавшие им практически безнаказанные грабежи.
— Вот и скажи, Де'Уннеро, есть ли нам резон двигаться сейчас на север? — спросил Майша Дару.
Маркало Де'Уннеро сдержанно улыбнулся и даже утвердительно кивнул головой. Признание важным гостем разумности доводов Майши заставило синие глаза свирепого пирата вспыхнуть еще ярче. Возможно, он догадался, что Де'Уннеро приготовил ему какой-то сюрприз.