– Посморите на эти грязные рожи! Солдатня! Нацепили каски себе на бошки и закрыли свои свиные рыла платками! Идиоты! – стал говорить Хуан Теодорес, разгорячившись. Элизио улыбнулся и сказал: – Да, Хуан! Ты молодец! На тебя всегда можно положиться! Не падайте духом, товарищи! Берите пример с Хуана! Настоящий революционный активист не должен бояться смерти! Он знает, на что идёт.
– Это не конец! – стал говорить Педро Колон – душа всей компании Торреса. – Это не конец! Мы будем идти до конца! Мы все с тобой, Элизио! Именно ты собрал здесь всех нас! Теперь нас не сможет разлучить даже их грязный железный сапог! Я с тобой! Я с вами, товарищи! Однажды Тельман сказал, что один палец можно сломать, но пять пальцев – это кулак!
– Нам придется уйти в подполье, – Сантьяго Теодорес старался говорить ровно и спокойно. – Мы сможем продолжать оставаться теми, кем были, но об этом никто не должен знать.
– Помните, что правда на нашей стороне, – заговорил Фелиппе Пескадор. – Забудьте о том, как вас зовут.
– Ибо мы одно целое, тем паче! – сказал Элизио.
– Элизио, ты вновь будешь организатором, но на этот раз…
– Не кружка, а подполья, – закончил фразу Торрес.
Матео Либертад произнес:
– Я соглашусь, что не стоит отчаиваться. Мне и слезами залиться хочется, честно говоря, но я не буду.
– Правильно! Наших слёз им не увидеть! – заявил Хуан Теодорес. – Обойдутся!
– Всё будет хорошо. Мы должны выполнить нашу миссию. Это большое горе для нас, как для чилийцев, как для революционных активистов. Но слёз моих им не видать.
– Да пусть хоть глаза мне вырвут! Только вместе с глазами они и слёзы мои получат! – крикнул Хуан Теодорес.
У Мерседес Торрес, сидевшей рядом с Мерседес Кастильо, стучало сердце.
– Что же теперь будет с нашей Родиной? – вопросила она.
– Мы просто должны послушать Элизио и продолжить борьбу, – ответила Кастильо. – Сеньора Альенде больше нет в живых. Есть только хунта. Но Альенде с нами. Он всегда будет с нами. Наши идеи никто не убьёт. Новый мир воскреснет. Не вечно ночи стоять над Сантьяго. Не вечно в Чили идти дождю!
– Жить без идеи невозможно, – сказал Сантьяго Либертад. – Смысл нашей жизни не угас. Он только возрос. Мы должны бросить вызов реакции. Иначе мы недостойны существовать в этом мире. Лучше умереть человеком, чем существовать как лишенный ума, дрожащий трус.
– Да! Человек без идей – всё равно, что одноклеточная амёба! – воскликнул Хуан.
– Действительно, Хуан! – сказал Бартоломе. – Правда, человек без идей – это иногда такая амёба… Такой маленький, что даже не амёба, а атом. Такие подлецы без родины, без народа, без знамени порой создают ядерные взрывы.
– Но если от атома есть польза, то от этих подонков только сплошной вред и совершенно никакого проку!
– Это точно! – согласился Педро.
К разговору подключился Симеон Эскуела:
– Понимаете, у меня начинает складываться такое впечатление, что все наши слова только лишь для утешения. И я признаю, что это так. Я всегда очень много говорил. Но наши слова никогда не разойдутся с делом. Мне не терпится приступить к делу. Появления предателей следовало ожидать. Уж больно у нас благоприятная была обстановка в стране. Эх, Альенде! Мир ему и покой! Как же так вышло, камрад?
– Знайте же, что близок тот день, когда вновь откроется широкая дорога, по которой пойдет достойный человек, чтобы строить лучшее общество, – стал говорить Томас. – Сколько боли и разочарования в этих словах!
Марко Сантьяго сказал:
– Мировой империализм беснуется. Стоит готовиться к тяжким временам. Страна упала на дно. Но не из той они породы, чтобы мы их боялись.
Раздался стук в дверь. Мерседес Торрес вздрогнула и хотела было пойти открыть ее, но Педро остановил её. Элизио направился к двери.
– Это я! Открывай! – крикнул знакомый голос.
Элизио сразу же открыл дверь.
– Это я! – сказал Марко Баррио. – Я был у матери. Вы тоже об этом слышали? Да?
– Ты о перевороте?
– Да, Элизио! Об этом злосчастном перевороте! Я очень соболезную всем вам и сам страдаю от этой непереносимой горести! Я слышал последнюю речь Альенде. Поверить в это я не могу! Его убили эти мерзкие солдафоны! Адмирал Мерино – подлый изменник! Я бы лично плюнул ему в лицо! Тысячи чилийцев разорвали бы их всех на части! Эту лживую отвратительную банду!
– Проходи. Не стоит обсуждать такие вещи на пороге, – сказал Элизио.
Вместе они прошли в небольшую гостиную, что по сравнению с бараком казалась просто раем. Черные стены ветхого дома – не белоснежные стены двухкомнатной квартиры. Просторный балкон с видом на город – не грязный подоконник с выходом на тёмный замусоренный двор.
Комментарий к IX Переворот
Сонмы рук трудовых не на фабриках города!
Сколько ж нас по стране в пытке глада и морока?
Президентская кровь, словно горн, обжигает,
Бьёт сильнее, чем бомба, в кипеньи взрывает!
И я верю, что снова кулак наш ударит.
О, мой гимн, как же плохо выходишь ты,
Когда песнь заглушает все страхи.
Цепенеет живой, но в агонии мечты
Разыщи себя в вечности взмахе.
Ведь ты тишь и покой в этой пытке и мраке.
То, что я никогда не видел, когда явился на свет,
Что я чувствовал и что я чувствую, откроет момент…
Перевод авторский
========== X Покушение ==========
Комментарий к X Покушение
Они пришли с пустынных
Песчаных лон, холмов, морей.
Все реже бьётся сердце, но
Путь продлится сотни дней.
Знаком им вид могильный,
Хлеб вкусить всё тяжелей.
Они пришли с пустынных
Песчаных лон, холмов, морей.
Товарищ им сказал одно:
Людей быт тверже скал.
Истории всех штолен,
Всех поселений стран,
Душа страданьем дышит,
Унижена она.
Настал тот день и вся толпа
Уж братство поняла.
К работе вновь готовы,
Шахтёр и рыболов,
Надежды песнь, как волны,
Союз создали вновь!
Тростник и барабаны,
Железных флейт напев,
Посев взойдёт желанный!
Блаженный всем посев!
Перевод авторский
Один из судей военного трибунала, Пабло Пагано, родился в городе Ла-Серена в 1945 году в семье полковника Пагано-старшего. Его отец отличился в Первой Мировой на западном фронте, воюя на стороне Антанты в армии Италии. В свои восемнадцать лет он уже имел множество наград. Впоследствии он принимал участие в интервенции в РСФСР. У Пагано-старшего была мечта, чтобы его сын Пабло пошёл по его стопам, став солдатом. В 1950 году семья переехала в Вальпараисо, где и прошло детство будущего председателя. Будучи полковником, его отец знал, что такое война, но не страшился отправлять туда сына. В семье царил дух консерватизма, который Пабло впитал вместе с молоком матери. Она также видела его солдатом, правда, всё время по-разному. Перед ней возникал то образ отважного командира пехоты, то грозного морского капитана, то искусного лётчика. Пабло желал попасть в военное училище, но не смог пройти медкомиссию из-за искривления позвоночника. Тогда отец принял меры, чтобы гарантировать сыну поступление. Семья переехала в Ла-Серену, где отец сделал всё, чтобы его сын стал солдатом. Причина переезда была проста – делегат в Палате представителей Конгресса занимал там высокое положение и к тому же был лучшим другом дяди Пабло. Отец был уверен, что получит от него рекомендательное письмо. К тому же он желал разыскать специалиста, способного выправить искривленный позвоночник Пабло, из-за которого его не хотели принимать в училище. В 1964 году Пабло всё же был зачислен. Часть его молодости прошла в Сантьяго в доме дяди со стороны отца, судьи Федерико Пагано, входившего в высшее общество и в политические круги столицы.