После переворота произошёл массовой отток самых талантливых, самых незаурядных, самых гениальных людей, представляющих чилийскую интеллигенцию. Это обернулось большой трагедией для науки и искусства страны. Большинство мексиканских, испанских, коста-риканских, перуанских, венесуэльских, аргентинских специалистов сейчас составляют именно чилийцы. Например, Ласаро был вынужден бежать на Кубу. Значительная часть учёных и писателей осталась за пределами Родины навсегда. Читатель может удивиться, но в Аргентину эмигрировал Боэннингер, крайне правый ректор Национального университета. Узнав о том, во что пиночетовское правительство превратило его учебное заведение, он громко рыдал. Новым ректором стал генерал Дальеу, питавший к интеллигентам лютую ненависть. Власть его была формальной. Фактически университет угодил в руки к фашисту Данило Сальседо, которому ещё в юном возрасте был поставлен диагноз «шизофрения».
Педро пережил гибель большинства товарищей и больше не мог этого терпеть. Гнев к фашизму овладел им. Он встал и подошел к перилам.
– Ну-ка, на место! – крикнул Колону солдат и рванул за ним.
– Вы могли бы сделать со мной то же самое, что делаете сейчас с Торресом! – провозгласил Педро. – Но я не имею такой стальной выдержки и потому недостоин называться коммунистом!
Солдафон хотел было достать автомат с плеча, но Колон толкнул его. Между ними завязалась драка. Остальные солдаты при виде этого поспешили рядовому на помощь, но не успели. Педро Колон упал с крыши вместе с фашистом, и оба они разбились насмерть.
========== XV «Да здравствует Чили!» ==========
Пабло Пагано с помощью врача узнал номер телефона Эненайса и захотел позвонить ему. Он шёл, опираясь на деревянный костыль выставляя вперед указку для ослепшего. Несмотря на то, что травма была тяжёлой, зрение должно было вернуться к нему. Пабло подошёл к телефону и набрал короткий номер: 17-25-01.
Послышался гудок. Потом ещё один. Потом третий… Четвёртый… Десятый… Наконец послышался голос:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте! – ответил Пабло.
– Я слушаю. Вы кто?
– Спасибо вам за то, что вызвали скорую!
– Господи! Какие здесь могут быть благодарности?
– Я бы хотел встретиться с вами. Где вы живёте?
– Дом 14/10 на улице Эспино Бланка, квартира 48, второй этаж. Но вам лучше не покидать стены дома. На улице неспокойно.
– Поверьте, здесь меня никто не посмеет тронуть.
– В смысле?
– Неважно, сеньор! Вы не заняты сегодня?
– Нет, сегодня я буду дома.
– Ждите меня. Я подойду к двум.
– Хорошо, тогда до встречи!
– Спасибо!
Пабло положил трубку и направился в другую комнату.
Тем временем в карцере Элизио Торрес, подобно Виктору Хара, достал карандаш и стал писать. Рядом с ним в карцере сидели Бениньо и Инферно. Элизио не был поэтом, и у него не вышло бы столь складного стихотворения, как у народного певца – он писал то, что думал. Руки его были разбиты, покрыты кровоподтёками и словно горели от ранений, нанесённых прикладом и электрошокером, но он продолжал писать: «Если этот текст когда-нибудь дойдет до вас, мои товарищи, братья и сёстры, будьте горячо преданы тому делу, которое я начал. Идите и несите красное знамя по всему миру. Пусть земной шар облачится в него! Идите и несите идеи коммунизма по всему свету! Не бойтесь смерти! Не бойтесь пыток! Отдать жизнь за народное счастье есть наивысшее благо, которое вы можете сделать! Вас будут преследовать! Вам будут выносить расстрельные приговоры! Вас будут истязать! Пытаться стереть с лица земли! Будут стремиться задушить! Прервать ваши голоса! Но помните, что объединённый народ никогда не будет побеждён! Вперёд, и пусть пролетарии всех стран станут одним целым!»
Элизио вновь и вновь думал о Чили. Помимо того, что серьёзные травмы причиняли ему страдания, которые и представить-то нельзя, ему было смертельно горько, и только тусклый луч неугасающей надежды утешал его. Фашисты распяли Испанию, а за ней Грецию и Чили. Мировой империализм, словно спрут, протягивал свои щупальца, стремясь завоевать всю планету.
– Покуда стоит Советский Союз, пока жив соцлагерь, у нас есть надежда! – думал Элизио. – Но если не станет их, то один только наш Стадион покажется каплей! Будет пролито много крови! Мировой империализм, скрывая свои фашистские убеждения, разорвёт нас! Потому мы должны бороться! Марко продался! Предатель никогда не будет спать спокойно! Педро! Он не отвернулся от нас, и я верю в это!
Океан мыслей бушевал в его голове. Казалось, что в его состоянии невозможно думать ни о чём. Повернувшись в сторону, Элизио застонал и начал кашлять кровью. Слезящиеся глаза нагноились из-за света прожекторов и боли.
– Свет революции, где он?! Почему же он погас, оставив нас в полной темноте? – продолжал думать Торрес. – Почему?!.. Затем, чтобы наша победа была более оглушительной! Для того, чтобы весь мир смог лицезреть восхождение свободы! Придёт тот день, пускай даже через миллион лет, когда люди будут свободны!
Элизио не знал, кто из его товарищей остался в живых, а кто погиб, и потому сильно переживал.
Инферно продолжал сыпать проклятия себе под нос. Бениньо, который не мог сдержать слёз, вдруг вопросительно взглянул на Элизио. Торрес понял, что он хочет посмотреть на запись, и подал ему блокнот. Бениньо начал медленно читать.
– Теперь я с вами. Видимо, так угодно самой судьбе, но теперь я с вами, – стал говорить он сквозь слёзы тихим голосом. – Я с вами…
Бениньо вновь взял Элизио за руку и почувствовал тепло его разбитой в кровь ладони.
– Я был среди них, и потому я теперь здесь. Я поддерживал фашистов, и потому теперь наказан за это. Я виновен. Инферно виновен. Он фашист, пусть это и слишком жестокое наказание даже для него. Выходит, это самое большое зло, которое может быть на земле. Всё, что вы думали о нас, оказалось правдой. Нам здесь и место, но ты!.. Ты не должен быть здесь!
– Лучше поздно, чем никогда, – сказал Элизио.
Послышались шаги. Бениньо попытался взять волю в кулак. Сердце стучало чаще канонады. Он приготовился увидеть лейтенанта.
– Смерть. Смерть не с косой, а со штыком и в форме, – прошептал он.
В темноте показалась фигура. Элизио сразу понял, что это не лейтенант, а рядовой.
– Хосе! – произнёс Торрес.
– Элизио! – ответил ему солдат.
– Ты тоже с ними?!
– Нет! Элизио, конечно, нет! Они шантажисты! Большие шантажисты! Ни я, ни Никодемо никогда не поддерживали и не будем поддерживать их режим! Но я не могу помочь тебе. Лейтенант ни за что не позволит мне этого сделать. Если участие твоих товарищей в покушении ещё можно как-нибудь опровергнуть, то ни тебя, ни дезертира они не позволят освободить.
– Хосе! – сказал Элизио, вырывая из дневника лист бумаги, забрызганный в некоторых местах кровью. – Если увидишь Хуана, отдай ему это.
– Клянусь, что выполню твою просьбу! – Хосе спрятал в карман листок бумаги, отдал честь Элизио и, уже собираясь уходить, сказал:
– Прощайте, друзья!
В этот момент Пабло Пагано вышел из дома и направился на улицу Эспино Бланка. Он шёл вдоль обочины узкой дороги, будучи до сих пор не в силах прийти в себя после произошедшего. Шум машин заставлял его вздрагивать. Вдруг послышались шаги.
– Простите, это дом 14/10? – спросил Пабло.
– Да, точно он! – ответил прохожий.
– Отведите меня, пожалуйста, к третьему подъезду.
– Хорошо, конечно, – прохожий взял солдата за руку и пошёл с ним по направлению к подъезду.
– Большое вам спасибо! – сказал Пабло.