Я старался.
Я мыслил и, следовательно, существовал.
Я держался за действительность, как слепой за веревку, шаг за шагом продвигаясь вперед.
Но сколько бы я ни крепился, каждая вспышка взаимных чувств, каждое слияние наше в крепнущей дружбе приближали меня к неизбежному концу.
Последний бросок мы совершили в каньон аварского Койсу, откуда открывался вид на снежные вершины Главного Кавказского хребта, на гору «Седло» и еще другие, похожие на искривленные лезвия кремневых ножей выступы. Будто расплавленное олово, разделившись на два или три рукава, сверкающая на солнце река уходила за поворот в тенистый каньон, где уже сгущались голубоватые тени вечера — и как будто исчезала из глаз.
— Снимай! — закричал Гамзат.
— Не могу против солнца!
— А-а-а!!! — от полноты чувств закричал Гамзат.
После осмотра этого каньона программа была, по сути, исчерпана. Оставался Хунзах. Я был в порядке. Все я делал правильно: сменил батарейки в фотоаппарате, проверил его, сел в машину, достал из рюкзака диктофон…
Я думал, что победила моя воля.
Но победила дружба.
Потому что, когда я стал прослушивать запись, сделанную в машине, там девяносто процентов времени занимают звук мотора и наши голоса, но не относящиеся к делу. Потом кто-то произносит осмысленную фразу, несколько фраз. И опять звук мотора и наши голоса, не имеющие значения. Я думаю, у меня в мозгу сбился алгоритм нажатия кнопки «запись». Когда надо было записывать, я выключал диктофон. А когда нужно было нажать на «паузу» — я, напротив, нажимал «запись». Комментарии тут излишни. Но кое-какую информацию все-таки удалось выудить:
А почему Расул Гамзатов пишет… (обрыв) «…вшивый вор…» (обрыв).
Потом опять, громким голосом:
— Василий! Это мой двоюродный брат, начальник лаборатории, которая разводит грызунов… Разводит? Исследует… Он силен в истории. Пусть скажет. Саид, давай!
— Старики говорят, что был в старину в Хунзахе только один Хочбар, но он был вшивый вор…
Я понимаю вдруг, что ни к поэзии Гамзатова, ни к сценарию Германа у местного населения никакого пиетета нету.
То есть Гамзатовым изначально допущена какая-то принципиальная недостоверность, которая позволяет относиться к его замыслу скептически. Это авторская фантазия, разыгравшая образ Хочбара в героическом и романтическом ключе. А для Гамзата и его брата Саида это неправда. И не просто неправда, а ложь.
— Вот, ты пойми, — для убедительности приводит последний аргумент Гамзат, — он там хватает в конце сына нуцала и бросается вместе с ним в огонь. Да?
— Да, — отвечаю я.
Да кто б его подпустил к ханским детям, если он был вшивый вор?!
Я часто вспоминаю эту фразу: самое интересное в том, как по-разному мы, люди, умеем выстраивать системы аргументов. Наше единство в том, что мы разные, — и с этим ничего не поделаешь.
Далее — длинный прочерк. — . А потом мы сразу оказываемся в доме у Гамзата.
Хороший такой дом, одноэтажный. Стоит на отшибе. Своими руками построен.
Никого в доме не было. Хотелось перекусить, но жена Гамзата еще не пришла с погранзаставы, а он такие вопросы не решал. На терраске, в углу, где снимают обувь, я обнаружил три пары стоящих в ряд одинаковых туфелек.
— Три дочери? — спросил я и угадал.
— А у меня две, — сказал я, и на несколько мгновений это нас сблизило. Но вообще разговор не клеился. Я подумал, что если срочно не придумать что-нибудь, то опять придется пить, а еще даже не вечер: светло на улице. Я посмотрел на часы, но не увидел времени. И подумал: если я не различаю времени тогда, когда его еще четко следует различать, то каков же я буду к тому часу, когда его в принципе различать не обязательно?!
Но тут Гамзат тоже начал беспокоиться, стал звонить по мобильнику и чего-то ждать. Я решил, что пришло спасение, что сейчас наконец-то мы поедем в Хунзах и тихонечко прогуляемся по нему… Однако! В одну секунду все перевернулось!
— Слушай, — сказал Гамзат. — А что если мы не будем здесь до завтра задерживаться, заедем, как и договаривались, в Гоцатль, к серебряных дел мастеру (а мы договаривались?!), а потом поедем в Кизляр, там рыбное хозяйство и пасека у одного мужика, надо бы ему улей отвезти. Завтра бы рыбки там хорошей поели…