Поскольку все их снаряжение оставалось на Тарантуловой террасе, Мо и Джо предстояло на ночь возвращаться туда. Джо больше всего тревожился за свои сигары.
Он проверил несколько футляров: все сигары покрылись плесенью. Я выразил надежду, что эта бактериальная культура окажется полезной для его легких, и обещал на другое утро подняться к ним — поснимать у Африканской корки. Хворь явно отпускала меня, и я сказал, что часам к девяти подоспею.
Мо надел на веревку жумары и пошел вверх, словно игрушечный солдатик на шнурке. Джо последовал за ним. Поскольку они стали подниматься довольно поздно, последние тридцать метров до Террасы им пришлось преодолевать в полной темноте.
На другой день было воскресенье. Я встал до рассвета. Передо мной расстилалась пелена клубящихся облаков, лишь кое-где пропоротая гордыми вершинами соседних столовых гор; наверно, так они в незапамятные времена пропарывали поверхность воды, поднимаясь с морского дна.
Сунув кинокамеру в вещевую сумку, я привязал ее к своей сбруе так, чтобы она при подъеме висела метрах в двух ниже меня. С чувством разочарования перешагнул я через красный ящик с пистолетами для забивания шлямбурных крючьев. Его тащили до лагеря от самой Маиурапаи, и лишь для того, чтобы убедиться, что пистолеты не тянут. Скалы Рораймы оказались настолько твердыми, что даже это отменное приспособление не могло забить крюк в узкую трещину.
Несмотря на слабость и усталость, я поднимался довольно резво. Мо все еще лежал в гамаке, когда я наконец достиг Тарантуловой террасы. Отличная терраса! Одно только портило первое впечатление: уборная у самого входа в это убежище. Крупная бромелия принимала сверху «манну небесную», не подозревая, что играет роль выгребной ямы. Все время, что мы находились на стене, она отравляла окрестности скверным запахом.
— А вы, ребятишки, все еще валяетесь? — выдохнул я, перехватываясь на последнем участке веревки, вымазанной грязью с полки.
Позже я убедился, что эта грязь сильно осложняла продвижение.
— Джо стряпает не вылезая из гамака, — объяснил Мо.
— Кончится тем, что опрокинет плитку прямо на меня.
Гамаки висели точно друг над другом, а Джо устроил
кухню на полочке площадью около двадцати квадратных сантиметров, как раз на уровне своего гамака. Сейчас там, с трудом сохраняя равновесие, испускал клубы пара котелок.
— Эй, Хеймиш! — приветствовал меня Джо. — Тащи еще воды, я и тебя вскипячу. Подои вон те бромелии...
г
Он показал на огромные растения, выстроившиеся стеной вдоль края террасы, и добавил:
—* Мы уже привыкли к червячкам, хоть это и грозит намужасной смертью в скором времени!
Положив сумку, я стал набирать воду в котелки, поочередно нагибая бромелии, словно боксерскую грушу; влага скапливается в образуемых широкими листьями водосборных воронках.
— Тяжелый запах у вас тут, Джо, — пожаловался я, выполнив рискованное поручение. — Вы ведь, кажется, собирались подносить свои жертвы богам на листьях?
— Дело в том, что отсюда они могут приземлиться в лагерь восемь, чему вы вряд ли будете рады!
— Эй, Браун, ты там поосторожнее! — тревожно крикнул Мо, подняв голову.
— Не трусь, парень, — отозвался Джо, который решил воспользоваться банкой из-под бобов как раз в ту минуту, когда я его снимал.
Затем банка улетела в пространство, подобно комете с длинным хвостом, и Джо, разделавшись еще раньше с утренним кашлем, закурил сигару. Лицо Мо тоже окуталось табачным дымом.
В четверть десятого Мо пошел первым вверх по веревке, ведущей к Африканской корке. Ребята уже подвесили две веревки, закрепив нижние концы на Тарантуловой террасе, иначе они болтались бы метрах в семи от стены. Длина этого отрезка составляла около пятидесяти метров, так что на путь до корки у Мо и Джо ушло немало времени. А мне от нечего делать захотелось подкрепиться, тем более что в лагере 8 я не успел толком позавтракать. Решив сварить суп, я осторожно спустился по наклонной террасе к бромелиям и набрал воды в котелок. В воде копошились личинки, а среди мечевидных листьев поблескивала пустая консервная банка. Часом позже, заметно подбодренный супом, я догнал Джо, который стоял на стремени, подвешенном на крюк на Африканской корке. Потрясающее ощущение: от наших ног стена спадала вниз до самого леса... На всей корке была одна-единственная опора для ног, и Джо великодушно уступил ее мне. Мо ушел вперед и, вытя-
Спуск с беседкой ; Уайлэнза и восьмеркой
нувшись почти горизонтально, пытался вбить крюк в тре- j щину в тонкой корке.
Я почувствовал какой-то неприятный вкус во рту. | Позднее Мо так описал впечатление, которое произвел на него роскошный отрезок на Африканской корке: «Мне раньше редко доводилось ходить на крючьях, но я учился на ходу. Отрезок был сказочный: сперва | вправо-вверх, пока скала не заслонила меня от Хеймиша и Джо, потом обратно влево над Большой крышей. Я шел ! в основном на вбитых не до конца лепестковых крючьях, | захватывая их петлей из тесьмы; шел спокойно, зная, что они держат надежно, хоть и не вошли глубоко. < Потом я крикнул вниз: «Эй, Джо, что-то уж очень веревка тянет, черт бы ее побрал, сил нет! Тут впереди