ж
из эродированного песчаника торчали белые голыши. Ребята тут же принялись выбивать молотками сувениры. Мы смотрелись в темные зеркала луж, впервые отражающие человеческие лица; с интересом наблюдали маленьких черных лягушек. Пока Мо и Джо исследовали северо-за-падный край Носа, мы с Доном углубились на полкиломет-ра внутрь плато. На каждом шагу нас ожидало нечто новое и интересное. Страна чудес, не знающая себе равных в мире... Рорайма и теперь для меня остается одним из чудес света. Что кроется на дне самых глубоких расселин? Вода веками вытачивала там множество фантасмогорических каналов; на стенках в несколько ярусов тянулись полости, напоминающие оперные ложи с покрытыми затейливой резьбой деревянными арками. Пожалуй, самый плоский участок на всей вершине — оконечность Носа. Чем дальше мы уходили от него, тем больше расселин нам встречалось, и они становились все глубже. Для продолжения разведки понадобилось бы альпинистское снаряжение.
Пошел дождь, и мы сразу же поняли, какой разрушительной силы он здесь достигает. Ничто не защищало нас от яростных порывов ветра и слепящей влаги. В несколько секунд все плиты покрылись водой, и к краю плато устремились бурлящие потоки. Не было ни лесного полога, ни скальных карнизов, которые укрыли бы нас. Во время восхождения я завернулся в кусок брезента, словно в пончо, но сбросил его там, где мы закрепили веревку. Мы промокли насквозь, но это нисколько не умеряло нашего любопытства.
— Как насчет переночевать здесь?
— Я не прочь, да спина очень сильно болит. Чего доброго, закоченеет. Как я потом буду спускаться?
— Я все время мечтал побыть здесь,— задумчиво сказал Дон.
Мы вернулись туда, где расстались со своими товарищами, но их не было видно, и мы направились к веревке. И тут никаких следов. Решили подождать. Дождь прекратился, снова выглянуло солнце, правда уже не такое жаркое — шел пятый час.
— Куда они могли подеваться?
— Странно, — отозвался Дон. —И я что-то не разберу, взяли они свое снаряжение или нет.
Возле верхнего конца веревки лежали крючья и петли, сумка с продуктами. Прождав с полчаса, мы решили спускаться, предположив, что они увлеклись исследова-ни ем какой-нибудь из здешних полостей. Ничего, сумеют сами добраться до Зеленой башни...
На самом деле, они оба настолько устали от постоянного напряжения последних нескольких дней, что были не в состоянии уходить далеко. Осмотрев большой углубленный «сад», около которого мы расстались, они вернулись к веревке и спустились.
Обычно, когда поднимаешься на гору, даже если это первовосхождение, сама по себе вершина ничем особенно не поражает. Уединенная точка земной поверхности, где, может быть, кто-то уже побывал, а может быть, и нет. Вы поднимаетесь, и вы спускаетесь. Это вроде как отворить дверь и снова закрыть ее. Часто вам на короткий срок открываются красивые виды. В этом смысле рораймская экспедиция представляла собой нечто совсем особенное. Нас все время окружал неведомый край. Новая увлекательная среда, невиданные прежде растения и насекомые, в том числе неизвестные науке. Восхождение по степени трудности не уступало ничему из испытанного нами прежде; безотрадное окружение сравнимо только с самыми большими высотами. После такого изнурительного подъема выйти на сказочную вершину — как тут голо-не не закружиться от восторга! Из слизистого моря мы выбрались на палубу *могучего, надежного корабля. Однако теперь пришла нора возвращаться вниз.
Это пыл жуткий спуск. Большую часть его мы проделали на одинарном корлене, потому что на последнем этапе восхождения не могли оставлять двойной—надо было экономить веревки. В верхней части некоторых отрезков веревка сильно потерлась, и мы знали, что опять подвергаемся риску. Риск был нашим неизбежным спутником на этой стене.
Приближаясь к Зеленой башне, мы с Доном услышали голоса. Вторая двойка благополучно спустилась. Я ощутил невыразимое облегчение.
Мы все так устали и телом, и душой, что решили тут и заночевать, а утром продолжить спуск. С великой жадностью набросились на сублимированное мясо. Больная спина давала мне право на льготы, так что я снова лежал на внутренней стороне полки;, правда, мы слишком промокли и вымотались, чтобы уснуть. Как только рассвело, принялись укладывать снаряжение, выбрасывая все, что не было абсолютно необходимо. Я раздал для доставки вниз экспонированную пленку и пошел следом за Доном, пообещав Мо снять по пути возможно больше карабинов.
В бывшем лагере 8 нас ожидали индейцы, которые пришли, чтобы нести вниз веревки. И вот последний пролет. На всем маршруте так и осталась висеть закрепленная веревка, но здесь, на первом снизу отрезке, я отвязал ее и спустился по двойной веревке, прищелкнутой карабином к шлямбур но му крюку на Нише, после чего вытянул ее вниз, оставив первый отрезок таким, каким он был до восхождения.