— А они почем? — я кивнул на оружие.
— Тот, который ближе к тебе, он один с такой рукоятью, одиннадцать номисм, остальные по девять.
А вся разница была в том, что у дорогого меча украшена гарда и навершие.
Рядом со стойкой со спатами стояла другая стойка с мечами. Это были не просто прямые обоюдоострые мечи, а загнутые, которые с натяжкой можно назвать саблями. Я впервые видел такое, мне казалось, что сабли появились позже, но нет, они здесь, передо мной.
— А это что такое? — я взял один в руки.
— Это парамирий или парамирион, меч для конницы, согласно трактату предыдущего императора Никифора Фоки, любой конный воин должен иметь, помимо спатиона, еще парамирион.
Я взял в руки спатион и пармирион и сравнил их в длине, почти одинаковые, но парамирион был длиннее сантиметра на три.
— А они почем? — я продолжал крутить в руках местную саблю.
— Двенадцать золотых.
С грустью я вернул клинок на место.
— А кольчуги? — я провел рукой вдоль стоек с ними.
— От пятнадцати до двадцати пяти, многое от плетения зависит или от того, вплетены ли железные пластины в саму кольчугу.
— А луки у вас есть? — дошла очередь до того, за чем я пришел.
— Да есть, — и парень удалился буквально на пару минут.
— Вот и они, — выложил на стол два лука, один простой, к какому я и привык, а вот другой был так называемым сложносоставным. К его плечам крепились костяные пластинки, что для натяжения требовало дополнительных сил, но и выстрел был сильнее, несмотря на небольшие размеры лука.
— Сколько? — я сразу вцепился в это сокровище. Хочу!
— Девять золотых.
Дорого, а к нему еще и колчан со стрелами надо. Если бы не благодарность Андроса, пришлось бы уйти ни с чем. А так вполне даже можно, а ведь, помимо денег от янтаря, у меня есть еще и заначка, монеты, которые мне Рознег подкинул, а там семь золотых.
— За восемь возьму, — я продолжал крутить лук.
— Это с Петром надо говорить, я не смогу такую цену дать, — вздохнул парень.
— Так зови.
Сзади раздался какой-то грохот, и я обернулся.
— Оно само, я ее не трогал, — голос у Гостивита был удивленный. Кто бы сомневался. Гостивит уронил стойку с копьями.
— Эх, — парень грустно вздохнул и пошел поднимать копья.
Я же посмотрел на Гостивита, который начал помогать.
— Что за шум? — в лавку зашел сухой старик, который подслеповато щурился.
— Да, вот упало, — мальчишка показал на стойку.
— Понятно, а я вижу, лук присмотрели, хорошая работа и недорого совсем, девять золотых, — начал расхваливать товар старик.
— За восемь возьму, — я серьезно на него посмотрел, торговаться, как дед, я не умел, но, судя по местным ценам, придется учиться.
— Хм, — ромей задумался, — если еще и стрел возьмешь больше чем на золотой, отдам и за восемь.
— А еще я вещи ваши могу укрепить по медной монетке за вещь, — рядом появился мальчишка.
— Укрепить, это как? — я что-то даже и не понял, о чем он.
— У меня сила есть, она на вещи действует, я могу ей вещи укреплять и делать прочнее. Бронь становится тяжелее пробить, а на лезвии меча меньше зарубок остается. — Увидев, что я задумался, он зачастил: — Священник меня смотрел в самом Константинополе и сказывал, что эта сила от самого бога идет.
— О как, ну давай посмотрим, — и я вытащил нож и положил перед мальцом.
Он, взяв в руки, посмотрел на лезвие, немного скривился и, прикрыв глаза, начал тихо шептать молитву, в которой я разбирал только отдельные слова.
А нож в его руках засиял буквально на секунду.
Ну ни черта себе, еще один одаренный, и сила такая интересная.
— Вот все, с вас один медный фолис, — и мальчишка улыбнулся.
— Держи, — и я, выудив из кошелька монетку, положил перед ним.
— Благодарю. Только укрепление полгода продержится, а после все как и было станет, — и мальчишка от меня отбежал, поглядывая на мою реакцию.
Вот хитрый ромей, хотя и так неплохо. А сам нож был едва теплый.
Надо бы проверить, насколько он крепче стал.
Не дождавшись от меня реакции, старик заговорил:
— Ты стрел принеси колчан и тетивы две захвати, — он обратился к мальчишке.
— Ага, хорошо, — и тот умчался во внутренние помещения.
— А неплохо мальчишка умеет, — я поделился своим впечатлением.
— Неплохо, — согласился старый ромей, — только отец его кузнецом был и мог сразу так предметы укреплять, может, и не так сильно, как он, зато навсегда. Жаль только, плохо кончил, — грустно вздохнул старик.