Наконец она как бы очнулась. И прежде всего она почувствовала, что г-на Шульца рядом с ней нет. Еще было ощущение какого-то его остаточного тепла, и казалось, что он только что вышел. Ненадолго и недалеко. И скоро вернется. Зенте страшно захотелось есть.
Было еще очень рано. Она нажала кнопку звонка, но Нина Лапсердак на зов не пришла. Тогда Зента вышла из своего кабинета и пошла по комнатам “Благой вести”. То, что она увидела, ее потрясло. Все вокруг было поругано и разгромлено. Исчезли куда-то ее чудесные, мохнатые ковры, мебель сдвинута с мест и замызгана грязью, отовсюду к ней полз тяжелый и мерзкий запах — скисшего вина, пота, дешевого табака и зловонного перегара. По углам, куда ни глянь, вповалку спали какие-то отвратительные, неизвестные ей люди… От неожиданности такая всегда сдержанная Зента вскрикнула, в этот момент из-за дивана вылезла молодая женщина — опухшая, заспанная, со спутанными волосами и скособоченным, подбитым синяком глазом и, кутаясь в наброшенный прямо на голое тело мужской плащ, бросила Зенте:
— Ты, шавка… Потише нельзя?
И, шлепая босыми ногами по полу, побежала в туалет.
Зента с трудом выбралась на лестницу и через груды тел, по ступенькам стала пробираться в комнатку секретаря-корреспондента Иры У. Прямо перед дверью, громко свистя носом, уютно спал какой-то старичок в детском пальто.
Зента постучала.
— Кто? — спросила Нина Лапсердак.
— Я, — ответила Зента.
Нина Лапсердак открыла дверь, и Зента, перешагнув через старичка, шагнула в комнату.
— Что-нибудь поесть не найдется? — спросила Зента хмуро, вместо приветствия.
Ира У. протянула ей высохшую булочку.
Зента медленно жевала булочку и прислушивалась к своим ощущениям. Еле ощутимое тепло г-на Шульца, которое она чувствовала рядом с собой еще несколько минут назад, исчезло совершенно.
Г-н Шульц не вернулся. Прошло девять дней со дня его смерти.
Зента спокойно доела булочку, стряхнула крошки с ладоней и выпила стакан воды из графина. Две испуганные женщины — Нина Лапсердак и Ира У. — следили за каждым ее движением.
Потом Зента открыла дверь и разбудила старичка.
— Уже дают? — встрепенулся старичок.
— Нет, — ответила Зента. — Больше давать не будут.
— Ночью давали? — огорчился старичок.
— Ни ночью, ни днем! Больше не будет ничего! — и, ткнув пальчиком в его худенькое, цыплячье плечико, она решительно погнала его вниз. — Все! Все! Домой! Все идут домой! — Зента сняла с шеи шарфик и стала помахивать им, словно сметала пыль с лестницы. — Все идут домой!
Лестница ожила и зашевелилась.
Вид у Зенты был такой спокойный и решительный, а голос такой властный и шарфик в ее руке взлетал так непреклонно, что ей подчинились. Она прошлась по комнатам и выгнала оттуда — из углов, из-под столов, диванов и кресел — всех остальных. Сложнее всего пришлось в нижнем туалете, где несколько осоловевших после бессонной ночи забулдыг резались в карты. На Зенту и ее приказы они не обратили никакого внимания, словно ее и на свете не было, и только один, помоложе, протянул руку и ущипнул ее за ногу чуть выше колена. Тогда Зента открыла кран, подставила палец и пустила холодную струю прямо на них, лаконично добавив:
— Пошли в задницу!
…Три женщины потерянно ходили по разоренным комнатам… Позже Ира У. отправилась домой готовить обед своей вконец оголодавшей дочери, Нина Лапсердак принялась поливать высохшие цветы, а Зента погрузилась в созерцание… Она искала г-на Шульца. Но не находила его.
Тридцать один день потребовался для того, чтобы восстановить порядок — отлакировать полы, покрасить лестницы, поменять обивку на мебели. В комиссионном магазине Зента обнаружила свой самый любимый ковер — цвета молодой, свежей травы — и выкупила его почти за бесценок. Остальные недостающие ковры пришлось покупать заново.
В конце сорокового дня после смерти г-на Шульца г-н Шульц ей позвонил.
— Это вы, г-н Шульц? — спросила Зента.
— Мне бы хотелось с тобой встретиться, — сказал г-н Шульц.
— Конечно, г-н Шульц. Вы же знаете, что я буду счастлива.
— Я жду тебя в “Голубом парусе”. Ты знаешь, где это?
— Знаю.
— Это недалеко. Собирайся и приходи. Без свидетелей.
— Я понимаю, г-н Шульц.