Но Зента, занятая другим, не слушала его и попросила перезвонить в другое время.
Несколько раз Саша Иванов приходил помогать на книжный склад. Но ему это было все труднее и труднее. В последний свой приход он смог вынести из подвала только одну книгу (автором ее был везучий Иван Пудикарпик под псевдонимом Надеждин) и с трудом еле-еле поднялся наверх сам.
Саша Иванов вернулся домой и почувствовал себя совсем старым, так ведь он и был совсем старым. И вместо того чтобы задавать себе свои традиционные вопросы, он сказал:
— Скучно.
Всю ночь Саша Иванов не спал. Он лежал с закрытыми глазами и думал о чем-то, о чем, он и сам не знал. Мысль его была какой-то туманной и ускользала от него, а он все бежал за ней и все не мог ее догнать. Еще до света он открыл глаза, так и не догнав своей ночной мысли. Вокруг было темно.
— Скучно, — сказал Саша Иванов.
Он лежал с открытыми глазами и ждал рассвета. Мыслей не было.
Пришел рассвет, и все приобрело свои очертания.
— Скучно, — сказал сам себе Саша Иванов. — Пора. Надо готовиться.
И он стал ждать смерть. Он грезил и представлял ее себе в самых разных видах — в виде реки, полной изумительной прозрачной воды (наверное, в этот момент Саша Иванов хотел пить), которая могла утолить его жажду, в виде ветра и даже урагана, который должен подхватить его на своих крыльях и куда-то отнести, в виде старой его покойной хозяйки, которая была внимательна к нему и ласкова с ним… Эта смерть должна была его утешить…
Саша Иванов ждал смерть и не боялся ее, ведь он сделал свое дело. Он сделал все, что мог. Но смерть к нему все не приходила. К вечеру ему наскучило ее ждать. Тогда он взял лопату, запер свой домишко, в углах которого бесполезными грудами валялось и ржавело все то, что дарили ему на многие и многие Дни Победы после войны… И пошел. Идти было уже совсем тяжело. Он шел долго. Несколько дней шел Саша Иванов, часто останавливаясь и переводя дух. И когда люди видели его, им и в голову не приходило подойти к нему, расспросить или предложить помощь. Они думали только: “Вон идет старик…”
Наконец Саша Иванов пришел к братской могиле в Центральном парке, в самом центре Города, и рядом стал рыть себе могилу. Но земля, в которой лежали его ровесники-герои, была очень твердой и не хотела принимать Сашу Иванова. Саша долго с ней сражался. И наконец, беспомощный, он сел рядом и залился бессильными старческими слезами… Говорили, что, когда его слеза упала на камень памятника, камень раскололся и земля приняла в себя Сашу Иванова. Это случилось поздним вечером, почти ночью, когда облако закрыло луну и стало совсем темно. Так это было или не так — никто не знает. Но больше его не видели.
IV
Еще долгое время после смерти г-на Шульца Зента могла зрительно представить себе его облик. Она могла, как живого, увидеть его в кабинете в Центральном управлении “Благой вести”, на прогулке — на длинной, усыпанной мелким гравием дорожке, ведущей от здания по парку к реке. Она могла до малейших деталей вспомнить их последнюю встречу в кафе “Голубой парус”, на которой, несмотря на всю свою материальную убедительность, г-н Шульц присутствовал скорее духовно, чем телесно.
Время от времени Зента дисциплинировала свою память, тренировала, очищая такие дорогие для нее воспоминания от позднейших наслоений, наводя в них порядок и первоначальный свежий блеск, как будто делала уборку.
Но однажды она почувствовала, что образ г-на Шульца от нее ускользает. Вроде она и помнила его, как прежде, но в то же время ясно осознавала, что это не так. Контуры его фигуры, его лица, его черт как бы размывались, сливаясь с фоном, и весь он становился все неопределеннее, все тоньше, все прозрачней, а его образ и суть превращались в некий символ, в некий иероглиф. И если бы кто-нибудь случайно смог проникнуть в Зентины мысли, он вряд ли узнал бы в этом символе и иероглифе г-на Шульца.
Был момент, когда Зента вспомнила про Сашу Иванова, что, может быть, он, проведший свою долгую жизнь в подобного рода размышлениях, сумел бы помочь ей что-то понять и куда-то продвинуться… Но Саши Иванова тоже уже не было на этом свете, он исчез поздним вечером, почти ночью, в Центральном парке у братской могилы, когда облако закрыло луну.
Зента потянулась к преемнику г-на Шульца, благообразному человеку с очень длинной фамилией, кончавшейся на “ух”. Она несколько раз ему звонила и один раз даже летала на личную встречу, но преемник г-на Шульца, в отличие от г-на Шульца, оказался достаточно обыкновенным, сухим и педантичным чиновником. Он не понял Зенту, проявил только формальный интерес к ее здоровью и предложил отпуск за свой счет.