В висках стучало: «Убить мерзавца, уничтожить, как собаку! Должен! И разве не сам просил…» Голова шла кругом, противно подташнивало, и что-то тяжелое, как каменная плита, надвигалось, надвигалось, отрезая путь к отступлению, пока не затормозило со скрипом, оставив лишь маленькую щелку для света, — уверенность где-то в тайных закоулках души, что не сделает этого никогда, не сможет. И тогда презрение к себе на весь остаток жизни! Как часто распалял себя в мечтах, разжигал ненависть: если бы только добраться… тогда своими руками! И вот он случай!
Алексей Гаврилович наблюдал за лицом Пискунова, а оно менялось ежесекундно, с глубоко припрятанной снисходительной усмешкой. Проговорил вполне буднично, как будто дело уже сделано:
— А когда разберетесь со всем этим, — из головы долой! Вот она, отдельная камера со всеми удобствами, вот он, столик. — И знакомый распахнул объятья, как бы с любовью заключая в них все пространство от дверей до оконной решетки, и с наслаждением, полной грудью вздохнул, а затем пообещал немедленно доставить все необходимые атрибуты для творческого священнодействия — машинку и прочее.
Пискунов понуро молчал. А знакомый заботливо поправил розочку в петлице, верхнюю пуговку под галстуком расстегнул: становилось душновато. Сообщил доверительно, как о самом сокровенном:
— Всякими сочинителями всегда ужасно ин-.тересовался: и откуда что берется? Пишут и пишут, и ничем не остановишь! В тот раз в ресторане досконально все разъяснили: такова творческая потребность, результат индивидуального видения и так далее… Ах, какой шармант! Беседа с вами, как источник в пустыне, пьешь и не напьешься. — Алексей Гаврилович подсел поближе и настроился, похоже, на длинный разговор. Пискунов слушал, мучительно напрягаясь: страшно разболелась голова. А тот бубнил под ухом: — И вот еще вопросик крамольный: один об одном пишет, а другой о другом. Мыслю себе так: личные пристрастия, отсюда и выбор темы. Или есть какие-нибудь иные резоны?
«Куда это он гнет?» — вяло соображал Пискунов. Было ясно: разговор опять не случайный, с подтекстом. Чего-то хочет сказать и осторожничает, не решается что ли:
— Помните, просил, чтобы главным отрицательным персонажем — меня! — заявил тот, прижимаясь теснее, голосок вкрадчивый, подхалимский. — Еще признался тогда: отрезанная голова — это так, мелочь, вроде пропуска на Красную площадь. Вы сказали, не годится, преступник должен быть наказан. Так и накажите его — в романе!
— Это насчет детектива опять? — вяло уточнил Пискунов.
— А я все потом думал, даже словарик взял, чтобы просветиться насчет жанра, — торопился Алексей Гаврилович высказаться. — Да и опять запутался. Вокруг чего все вертится? Находят, к примеру, труп, и начинается следствие. И по-шло-поехало. Следователь, бедолага, ночами не спит, все размышляет, ну как бы ему преступника изловить и засадить. Версия за версией. Вещественные доказательства, свидетели, улики, следственные эксперименты, очные ставки, вопросы, допросы… Бог мой! А убитый, извините, какой-нибудь алкаш, ему цена — копейка. А из-за него одного весь сыр-бор! Ну нашли наконец преступника, они бутылку водки не поделили. И он ему врезал. Ну и что?
— Ничего, если не считать человеческую жизнь единственной мерой всех ценностей, — нехотя выдавил из себя Пискунов. Не было никакого желания подобную тему развивать.
— Ну допустим! Но вот вам парадокс! — Знакомый даже подпрыгнул в полемическом возбуждении, хихикал победно. — Пострадала не какая-то жалкая единица, а тысячи, десятки тысяч! Миллионы трупов, как я уже вам докладывал! А кто убийца? Где он? Тут бы и провести расследование в полном соответствии с жанром, выявить мотивы преступления, привлечь свидетелей, начать грандиозный процесс… Прокурор, защитники, речи… Кто — за, кто — против…
Пискунов в недоумении уставился на Алексея Гавриловича, нетерпеливо ожидавшего ответа. Не знал, как на это реагировать.
— И вынести приговор виновникам истинным? Так? И кого же мы посадим на скамью подсудимых? Поскольку самих-то давно и на свете нет?
— Михаил Андреевич, голубчик, это уж ваши заботы. Придумайте что-нибудь, пофантазируйте. Пусть будут тряпичные куклы, а еще лучше — восковые фигуры. Для большей наглядности. Был когда-то обряд: вместо человека сжигают его чучело… Маленький музей восковых фигур…