— Этот вопрос как-то в приличном обществе не обсуждается, но если вы спросите моего мнения, я вам отвечу, что овчарка редко когда польстится на волка, который хоть и похож на нее, однако…
В одну секунду изменилось вдруг что-то, и в суматошном воздухе заискрилось напряжение. Кристина проворно поднялась и склонилась над столом, опершись на кончики пальцев. По всему было заметно, что она в ярости.
Сцена прояснилась в первые же минуты. Как оказалось, Давид наконец решился завести речь о том, что Кирилла следует заменить более подходящим для этой роли ребенком. Он указывал на белесую нежную кожу Кирилла, на его узкие и чересчур хрупкие запястья.
— Только что, обсуждая статью Бедларда, вы согласились со мной в том, что в любых условиях, среди всяких, даже не совсем приятных людей, мы должны искать типовой экземпляр, если можно так выразиться. На эту роль нам больше подойдет какой-нибудь мальчик с побережья, беспризорник, будущий вор и убийца, а не ваш сын.
— Я не для того взялась обсуждать с вами эту статью, чтобы поставить под удар будущее моего сына. В отвлеченном разговоре, я считаю, можно дойти до чего угодно, но я не позволю вам переносить кухонные беседы в реальную жизнь. Нет!
Давид смирился с поражением и отошел открывать четвертую бутылку, к нему тут же пробрался Скульский, дымя дешевой сигаретой:
— Признаю, что с Кристиной нелегко ладить. В этом отношении она настолько может превзойти собеседника в умении перевоплощаться… Давайте же начнем просмотр.
На этом Давид решил не обсуждать более статью Бедларда, а скорее начать то, из-за чего все собрались. Во Франции, откуда он и привез вино, Давид снял фильм о знаменитом беглом хиппи, разыскивавшемся за убийство. Всем знакомы кадры массового сборища в Филадельфии в 1970, где Эйнхорн изображен во всем великолепии: густобородый, с открытым крупным лбом, он был одним из типичных самцов-идолов того времени на побережье, сочетая в себе и размах бородатого обрюзгшего Моррисона, и интеллигентские окуляры Леннона. Давид застал его за месяц до ареста, тот чуял погоню и просил Давида срочно приехать.
— Вы все это сейчас сами увидите. Он жил на юге Франции в тот год, под другой фамилией, конечно…
На экране появился особняк, крытый черепицей.
— Он поселился в недостроенном мельничном доме, а та женщина — его жена, шведка, мирная домашняя женщина… Этот фильм видела только съемочная группа, я обещал Эйнхорну не светить его до тех пор, пока дело не будет решено. Конечно, он знает, что обречен.
Вышла женщина с волосами цвета выгоревшей земляничной поляны. Вытянутая нижняя часть ее лица улыбалась, загар задержался только на щеках и вокруг рта; на светлом фоне он казался скорее рыжим, чем коричневым. Женщина одета в незатейливое зеленое платьице. И снова панорама, дом, окруженный садом и лесом, мелкая речка, поле подсолнухов.
— Почему ты начал с женщины? Это нездоровая тенденция…
— Она казалась мне такой мирной, домашней, что не вязалось с образом Эйнхорна, сама пекла хлеб и играла в бридж по пятницам в соседней деревушке. Да, не удивляйтесь, это сам Айра Эйнхорн, я почел за честь принять предложение от своего бога, контркультурного гуру с той стороны стены, вы понимаете!
— А вот и она, я намеренно вставил сюда эту фотографию, заметь, как похожи две эти женщины. Согласитесь, она очень красивая, светлая, с мягкими губами и нежным взглядом. Он на самом деле очень любил ее. Его теперешняя жена ничего не знала об убийстве, он даже никогда не показывал ей фотографию. Скажу вам, меня никогда так не удивляло: одно и то же лицо, по структуре, но в Хелен была отражена вся красота этого мира, которую он в определенный момент возненавидел, в этом же — все его уродство, над которым он потешался (он даже сам выстриг ей челку, которая торчала скошенной травой), и за счет которого жил.
Следующий известный снимок: сундук выносят двое рабочих в белых фартуках и белых перчатках.
Тень от перил ломается на деревянных ступенях, сзади виднеется стриженный самшитовый кустарник.
— Что, кто-то не знает предыстории? Это было не так уж давно. В конце семидесятых исчезла его «трагически прекрасная» любовница, ее ищет полиция Филадельфии, они поднимаются по ступеням в его облупленный двухэтажный дом и в дорожном сундуке, который стоял в нескольких футах от кровати Айры, под подшивками прошлогодних газет находят полуразложившийся труп Хелен. Череп проломлен в шести местах тупым предметом.
Страшный человек на экране заговорил.
«Той знаменитой фразой я отрезал себе жизнь. You found what you found. Четворд повернулся ко мне и сказал: „Сдается, мы нашли Холли!“ „Вы нашли то, что вы нашли“. Что они могут знать о любви, эти охотники на единорогов? Тот благообразный полицейский в потной рубашке, который, потратив свой обеденный перерыв, подсчитал, сколько весили ее бренные останки и сколько дней она здесь пролежала? Я, пожалуй, не буду тянуть и сразу скажу то, зачем я позвал тебя сюда, — он выкатил глаза на зрителей. — Да, я убил ее. Довольны?»
Давид прервал показ:
— Странная форма исповеди, согласен. В свою очередь, тоже хочу кое в чем признаться. Я собираюсь оформить художественно эту историю, для этого и переснял весь архив Эйнхорна.
Восторженные возгласы утихли, и он снова включил фильм.
Отвратительный тип пытается рассуждать о связи Айры и Хелен.
«Обычно мужчины не спрашивают женщин, что те думают о политике или о поэзии. Эйнхорн никогда не упускал возможности поговорить об этом. Он встретил ее в 1972 году в La Terrasse…»
Саша проспала и прозевала значительную часть, обращаясь к Rousanne, пока все были увлечены происходящим на экране, она никогда не догадывалась, что вино может быть таким вкусным. Широким пятном перед ней расплывалось лицо Айры.
В комнате Давида помещались два рисунка, которые он всегда возил с собой в чемодане и, поселяясь в гостинице, снимал со стен дрянные репродукции и вешал эти рисунки. Он действительно рисовал их сам, когда еще был молодым: академический рисунок собачьего черепа и двух мертвых ящерок. Они, когда мертвые, почему-то принимают позу зародыша и выглядят такими блаженными; их тела, не сближаясь, создают иллюзию мебиусового кольца. На самом деле это была одна ящерка, только сначала он срисовал ее, положив так, чтобы лучше просматривалась темная в пятнах спинная поверхность, а в другой раз — со стороны брюшка, чтобы видны были эти большие светлые щитки. Он объяснял, что два этих рисунка — это два состояния его самого — состояние крайнего одиночества и состояние, когда кажется, что где-то на другом полюсе его ждут.
Серия фотографий, сделанных Нейлом Бенсоном, где он, Селен антивоенной революции, ходит по городу или лежит на пляже, полузакрыв глаза. Солнце вырисовывает линию лба, нос, морщины у глаз, резные ноздри и начавшую серебриться бороду.
«Сейчас он вовсе не такой, так что стоит ли его описывать, как стоит ли описывать то, что сталось с трупом Хелен, все равно их мы не найдем, сколько раз ни прокрутим пленку, мы находим только то, что мы находим».
Он снят в голубых джинсах и тунике, сшитой женой. Серебристая козлиная бородка, короткая стрижка, отвратительный, отупевший от алкоголя тип, совсем не тот, что был.
«Вы думаете, вы меня нашли? Вы нашли то, что нашли. Эти последние годы, не было даже смысла их жить, и вовсе не из-за той женщины, просто я уже жил не своей жизнью, а это все равно, что не жить. Посмотри, кого вы нашли здесь. Старую развалину. Вы нашли то, что нашли, а не меня. Я помню, отлично помню тот разговор с Джонни, когда я сказал, что уже не могу быть прежним Айрой Эйнхорном. Он не понял моей печали, тогда как эта печаль — самая тяжелая из всех, что когда-либо довелось испытать человеку, тяжелей даже, чем печаль о той женщине, единственной женщине, которая могла играть со мной в го. Они нашли то, что они нашли, вчерашние газеты. Кому нужны вчерашние газеты?»