— Ты так и не выучил Высокий Греческий... — колыхнулась в ответ пустота, — Все еще общаешься на варварском койне. Задуда!
— Фитилек-то прикрути, коптит!
— Перво — должон обломать его тем же, чем обломали крылатого. У другэ — навострить лыжи, закрыть хлебало и открыть глаза в Момент. И не стараться быть не собою — дураком прослывешь, р-р-р... Драй — далеко отсюда, и ваще у него искания. Это если на твоем диалекте... Отсебятинки прибавить?
— А харе Рама твою Кришну через Кали, Индру, Вишну! У меня от Оракульских стишков голова болит...
— Так ты и санскрита не выучил... От кришнаитов набрался?
— Чтоб к тебе Святой Доминик в гости пожаловал!.. С собачками!..
И Саттарис вышел на улицу. Поэтому он не расслышал за спиной тихое:
— Пожаловал?! Да лучше бы рассказал, как его выписать! Достал ведь уже! Благо — его собачки других песиков-то не любят, р-р-р-гл...
К девилу порывисто подскочил худощавый жрец с воспаленными глазами. На бегу он проорал:
— Богохульник! Осквернитель! Да как ты осмелился, ведь Гнев Оракула пострашней Зевсова да Аполлонова вкупе будет! Он тебе знаешь что напророчить может?!
Саттарис небрежно похлопал жреца по щеке:
— Не переживай за меня... Отдохни... Расслабься... Я за тобой еще нескоро приду... Живи вечно пока что... А Демоном Максвелла можешь и дальше пользоваться, только со своею бумагой... Шелк? Китайский? Пойдет, только тогда иероглифы сам разбирать будешь...
Ошалевший от такого жрец уныло смотрел, как взмывает в небо картинка со всадником. Ну и что, что он умел видеть суть вещей? Ну и что?..
Конь обернулся к седоку и на чистейшем ах'энн произнес:
— Осторожно, Крылья закрываются. Место прибытия — Побережье.
Море казалось излишне спокойным, как для обиталища Бога Моря. Ни тебе волны красивой, ни краба сизых оттенков на берегу...
Будучи осторожным от природы, Саттарис потратил лишние пятнадцать минут на вырисовывание на песке сложнейшего пантакля, обрамленного в три слоя надписями на староеврейском, халдейском и эсперанто. И только затем прокричал:
— Эй, Непту-у-ун! Посейдончи-и-ик! Ау-у! Слышно ли меня из воды-ы?!
А в ответ — тишина...
— Спиридон ты мой подводный! Всплывай! Чай забыл, о чем Саттариса просил?
Легкая волна колыхнулась у берега и тихонько зашелестела. Расслышав в шуме волны голос, Саттарис не выкрикнул заготовленное уже "Леопольд, выходи!", а прислушался.
— Тут я, что надо бессмертному?..
— У Вас — Товар, у нас — Купец! Чего изволите?
— Веры... Слаб я стал без нее... Сохну...
— Ага, абстиненция. Ну-у-у...
Девил достал книжку и пролистал ее до буквы "я".
— Слушай, Посейдончик, а тебе не все равно, если в тебя под другим именем верить будут?
— А что, есть разница?..
— Не-а! Подберем что-нибудь красивое, скажем — Ялмог... Пойдет?
— Не хуже нынешнего!.. А что я взамен-то должен буду, а?
— Прошаришь подвластное тебе дно подле Аравийского полуострова, да притащи-ка оттуда вместилища медные, и чтоб опечатаны были вот так!
И пальцем девил начертил в воздухе сверкающую Звезду Соломона.
Девил взглянул на удаляющуюся волну, с досадой вытер ногой знак на песке и буркнул:
— А я-то старался ради такого хиляка, защиты тут малевал! Было б кого бояться! А раньше ведь мог и цунами подкинуть! Впрочем — что он Атлантиду угробил — я никогда и не верил, мне больше по душе версия Роналда... — и Саттарис душевно усмехнулся собственному каламбуру...
Только к утру появился бедняга-Посейдон. Нахлынув на берег, он выбросил на песок две бутыли.
— И это все? — холодно спросил девил.
— Все. Тут после глубинного траления, некиим Институтом устроенного, и это отыскать проблематично было... Гр-р-руб их руководитель траления!
— Ладно, сойдет! Так вот — топай в портал, что счас открою... Ах, не топай, а теки, что это я... А там увидишь другой портал: у него скажи, что от меня, там и встретят, и приветят, и обмундирование выдадут — и черпак, и меч... А Ямерту скажи, что ты первый, остальных скоро пришлю... Все, теки отсюда! Как говорится — "Мене Текел Фарес!" Граффити, панимашь!
И жестом дешевого фокусника Саттарис начал болтать в море неизвестно откуда взятой веревкой. Когда же Бог Моря скрылся в воронке портала, продекламировал: "Не гонялся б Посейдон за дешевизной!"...
Портал рассосался, оставив после себя запах серы и давно забытой на солнцепеке рыбы...
— Бог, а носочки не стираны, — прокомментировал рыбный дух девил. Серу он, разумеется, не замечал: свое не пахнет...
Теперь стоило осмотреть джиннов.
Взяв бутылек поувесистей, Саттарис ногтем сколупнул печать вместе с пробкой. На всякий случай отстранился. Ничего. Хлопнув себя по лбу, девил мгновенно поправил полустертый Знак, а то — вырвется еще...
Джинн или спал, или его не росло дома.
— Выйдешь или нет, Ибн-такойтович! — заорал Саттарис: что-что, а свои права он знал. И зачитывать их ему было без надобности... Одного раза, когда застукал Ангельский Патруль с одной херувимочкой — хватило...
— Не-а, не вылезу! Мне и тут неплохо... Сам посмотри!
Обалдевший от такой наглости Саттарис взял бутыль из пантакля и приставил к глазу как подзорную трубу. В последний момент он вспомнил, что ее было б недурственно потереть, но — было поздно!
Джинн вылетел в позе Супермена: кулаком вперед, и оставил автограф на глазу девила. Затем — взвился в облака, свирепо подбоченясь.
— ... твою! Чтоб тебя к Богоматери проволокли Святые Угодники! И каждый — трижды! Петр тебе и Павел! — взъярился Саттарис, — И Иоанн с ними! И к Тримурти — богословие учить на санскрите!
— А ты чего ждал, сын гиены! — зарычал джинн. — Забыл меня, что ли?! Ты как, бумагами питаешься?
— А... что такое?
— А то такое: скормлю щас одну одному девилу! Угадай — кому!
Саттарис наморщил лоб, незаметно потирая глаз и сводя свеженький бланж. Потом взгляд его просветлел:
— А-а-а, Абу-Али Джамаль ибн-Сина аль-Басри! Какие претензии, родной?
— Ты-ы-ы! Ты клялся мне туфлями Пророка, что ни один сын шакала и гиены не заточит меня в долбанный пустой сосуд!
— Клялся. Так и что?
— Как что?! А это вот? Это Сулейман ибн Дауд запаковал меня в этот образчик винной тары!
— Простите, дорогой сэр, но... — Саттарис ненароком перепутал вновь эпоху и страну, но джинн привык и не к такому... — Все по контракту! С Ваших слов записанному! Во-первых, премудрый царь Соломон бен Давид не был ни сыном шакала, ни сыном гиены, да и в родстве с э-э-э... мумаком он тоже не состоял... А во-вторых — бутыль сия кованая, а не выдолбленная. Так что никаким боком контракт не нарушен!
— И почему я к Корнееву не продался? — задумчиво сам себя спросил джинн...
— Потому что щекотки боишься! — мгновенно парировал Саттарис.
— Убедил.
— Ну и?
— И что? Ты же меня за желаниями вытащил? Загадывай! Как всегда: стандартная поставка на три желания и стандартные же ограничения. Хочешь -разрушу город или построю дворец?
— Фиг тебе! Кстати — а где "Слушаю и повинуюсь"?
— Сам догадайся. Я плохой поэт... Так я слушаю...
Саттарис хмыкнул:
— Я не поэт, но я скажу стихами: Иди ты к Манвэ мелкими шагами! Э, стоп! Стоп! Это не желание!..
— Остряк... Один тут мой коллега рассказывал — ему мужик с белыми волосами еще не то присоветовал... первым желанием... поэт!.. Так слушаю!
— Не будет ли любезен многоуважаемый джинн... просьбочку вот как желание... — было не понятно: издевается Саттарис или всерьез. — Так вот, первое мое желание: пусть оставшиеся желания сторицей возрастут! То есть стократно! В количестве!
— Слушаю и повинуюсь! Исполнено!
— Отлично! — Саттарис ухмыльнулся: он был просто удивлен, как никто до него не додумался до такого простого и очаровательного решения... — А теперь — желание номер один из двухсот: перенеси меня туда, где сейчас находится Лорд Лат в нынешнем своем состоянии!
— Не могу — далеко! — равнодушно ответил джинн...