Он глядел внутрь. Увидел ли он что-нибудь?
В тот момент мы все трое думали совсем о другом. Затаив дыхание, мы наблюдали — что будет, если Тихо сдвинется влево, подойдет поближе к двери и, наконец, встанет прямо перед ней. Дверь откроется? Скорее всего, да. И что тогда? Что, если он тоже войдет? Нужен ли нам здесь кто-нибудь еще? Скорее всего, что не нужен. Это наша страна, и мы будем жить здесь одни. Но был и другой вариант, и он заключался в том, что в тот момент, когда пьяница встанет перед дверью и она откроется, у нас появится возможность выбраться из плена — мы побежим к двери, оттолкнем Тихо и, сломя голову, разбежимся кто куда.
Мы решили подождать и посмотреть, что будет.
А он замер, даже не шевелится. Стоит, приложив руки к витрине, чтобы тень падала на глаза, глядит внутрь магазина, но не двигается. Прошло почти пять минут. А он как остолбенел.
— Почему он не шевелится? — спросила Веда, — Он, случаем, не помер?
— Нет, не помер, — он просто заснул, — ответил Божо.
Тихо заснул!
— Оливер, сделай же что-нибудь! Ты самый младший!
— Что сделать, Веда, я ума не приложу.
— Ну, постучи ему, сделай что-нибудь, чтобы он проснулся.
Я лег на пол, весь сжался, стараясь быть как можно короче, и пополз, уже не знаю в какой раз. Подобравшись к витрине, я стукнул по ней кулаком и тут же откатился в сторону за темные полки. Тихо поднял голову, покрутил головой налево и направо, понял, что не знает, где находится, оттолкнулся руками от витрины магазина, повернул на север и пошел себе, при этом его орган раскачивался, высовываясь из расстегнутой ширинки.
Он еще не подошел к двери, а я уже принял позу гепарда, готовящегося броситься на жертву, и застыл. Я ждал, что, когда Тихо пройдет перед дверью, та откроется, я выскочу, оттолкну его в сторону и убегу. Но до бега дело так и не дошло. Тихо, спотыкаясь, доковылял до двери… и всё. Он продолжил свой путь, а дверь и ухом не повела. Какое отчаяние охватило меня, какой страх, какая депрессия!
Так, сидя на полу, свернувшись в клубок, я понял одно — в этой тюрьме я замурован заживо.
А потом я вспомнил, что однажды и вправду был в тюрьме.
Однажды мы с несколькими музыкантами выступали в тюрьме.
Нас направили туда как группу образцовой молодежи, которые своим личным примером должны были показать группе молодежи необразцовой, куда и как нужно творчески направлять свой эмоциональный потенциал. Это было время, когда наибольшим спросом пользовались песни о любви между представителями рабочего класса. Например, самым востребованным шлягером могла стать песня о счастливой любви рабочего металлургического завода, специалиста по доменным печам, и работницы фабрики по производству картонной тары, специалистки по упаковке. Было бы здорово, если бы в течение песни они поженились и родили много детей, жили бы в бесплатной квартире, предоставленной им заводом, и с улыбкой на лице вставали в полпятого утра, чтобы прийти на работу к пяти, выполнить или перевыполнить норму и двигаться к новым трудовым победам на благо страны. О разводе не могло быть и речи. Ни в одной песне не шла речь про расставание супругов. Развод был признаком социального дисбаланса, и в то время такого либо не существовало, либо оно отодвигалось на второй план.
У нашей группы была песня о разводе, и перед выступлением мы долго думали, исполнять ли ее как символ того, что человек может сам делать свой выбор и свободно принимать решения, касающиеся его будущего.
Когда мы, то есть я, Мискул Песо, Нуркамай Сила и Ета Фара, настраивали инструменты, зал был пуст: штук двадцать деревянных скамеек, а за ними небо, украшенное решетками. Там время от времени появлялись птицы. Когда мы были готовы, был отдан приказ, и в зал колонной по одному стали входить заключенные.
В первом ряду сидели женщины, убившие своих мужей.
Во втором ряду женщины, убившие своих детей, так называемые детоубийцы.
В третьем ряду мужчины, убившие своих жен.
В четвертом ряду татуированные мужчины, убившие других татуированных мужчин.
Потом люди, замочившие своих ближайших родственников, а за ними замочившие всех, кто подвернулся им под руку.
Где-то посередине сидели мужчины, завалившие любовников своих жен.
В десятом ряду сидели родственники, спасшиеся от людей, замочивших своих родственников, а затем устроившие на них засаду и убившие самих убийц.
За ними в одиннадцатом ряду расположились психопаты, совершившие различные психопатские преступления, о которых ничего не сообщали. СМИ в то время были заняты государственными делами. Так что де-факто такого тоже не существовало.