Благословляю Тебя, что Ты удостоил меня в день сей и час стать причастным числу мучеников Твоих и чаше Христа Твоего, для воскресения в жизнь вечную души и тела в нетлении Святого Духа[1528].
В то же самое время автор, — возможно, чтобы ободрить современников, потенциальных мучеников, — воспевает прославленную жизнь, которой уже наслаждается Поликарп:
Ибо он, терпением победив беззаконного начальника и таким образом восприняв венец нетления и веселясь ныне с Апостолами и всеми праведниками, славит Бога Отца Вседержителя и благословляет Владыку нашего, Спасителя душ и телес наших и пастыря вселенской кафолической Церкви[1529].
Сопоставляя оба эти отрывка, мы можем усомниться, четко ли различает писатель нынешнее состояние умерших и их грядущее воскресение, как это делали его предшественники и не в последнюю очередь — сам Поликарп. Повествование также содержит замечательную деталь: видя, что огонь не так быстро пожирает тело мученика, солдат ударяет Поликарпа кинжалом, и из его тела появляется голубь, — это представление имеет много классических параллелей, полных или частичных[1530]. Наконец, это одно из первых свидетельств о христианском почитании гробниц мучеников. Автор настаивает, перед лицом обвинений со стороны иудеев и язычников, на том, что между отношением христиан к самому Христу, которому поклонялись как Сыну Божьему, и христианской любовью к мученикам как его ученикам и подражателям существует огромная разница[1531]. Он также дает понять, что на могиле Поликарпа будут регулярно происходить торжества:
И так мы взяли затем кости его, которые драгоценнее дорогих камней и благороднее золота, и положили, где следовало. Там по возможности Господь даст и нам, собравшимся в веселии и радости, отпраздновать день рождения мученика, в память подвизавшихся до нас и в наставление и приготовление для будущих [подвижников][1532].
Хотя из текста не вполне понятно, что же именно происходит с мучениками после смерти, он свидетельствует о делах тех, кто остался. Интересно, как разительно это контрастирует с отношением первых христиан к гробнице Иисуса[1533].
(ν) Дидахе
Вопрос о том, когда и где были написаны Дидахе, до сих пор остается предметом жарких споров[1534]. Из большей части содержания этого памятника не видно, что раннее христианство было чем–то большим, нежели благочестивой жизнью, наполненной добрыми делами; хотя вступление указывает на конечную отдаленную цель, говоря о двух путях, пути жизни и пути смерти[1535]. Детальные этические наставления не содержат упоминания о грядущем наказании или награде после смерти. Лишь когда мы подходим к указаниям относительно евхаристии, мы обнаруживаем в двух молитвах упоминание об окончательной цели:
Как был этот [Хлеб] преломленный рассеян по горам и, собранный, стал един, так да соберется и Церковь Твоя от концов земли в Твое Царствие. Ибо Твоя есть слава и сила чрез Иисуса Христа во веки.
Помни, Господи, Церковь Твою, [чтобы] избавить Ее от всякого лукавого, и усовершенствовать Ее в любви Твоей, И собери Ее от четырех ветров, освященную, в Царствие Твое, которое Ты уготовал Ей. Ибо Твоя есть сила и слава во веки[1536].
Упоминание «Царства», установленного божественной властью, видимо, отражает раннюю эсхатологию, которую мы изучали. А евхаристию следует совершать «в день Владыки, принадлежащий Владыке» (kata kynaken kyriou), празднуя, — не в последнюю очередь на основании этой тавтологичной фразы! — то, что Иисус — истинный царь[1537].
В последней главе этого небольшого текста автор приводит подборку из цитат, большею частью из Мф 24, для того чтобы сообщить о приближающемся конце. Церковь должна бодрствовать ввиду пришествия Владыки; явятся лжепророки, и наконец «обманщик», но затем придут знамения истины: