Итак, мы рассмотрели представления ранней Церкви о воскресении и, в частности (в настоящей главе), то, как эти представления повлияли на отношение первых христиан к Иисусу. И теперь, наконец, мы готовы подойти к основной задаче: к изучению самих пасхальных повествований, чтобы увидеть, что говорят нам эти ключевые истории, которые рассказывали и пересказывали люди, мыслившие и жившие так, как мы это показали.
Часть четвертая. Пасхальное событие
Я собрал цветы устелить Твой путь,
Я собрал ветви со многих деревьев;
Но Ты уже встал с восходом дня
И сам наполнил воздух благоуханием.
Солнце восходит на востоке,
Оно дает свет и вызывает благоухание;
Но все это, хотя и восхитительно,
Ничто в сравнении с Твоим восходом.
Может ли быть более ослепительный день, чем этот?
Он превосходит сияние множеств солнц,
Хоть насчитай их сотни, но мы желаем
Лишь одного–единственного, которое вечно.
Джордж Герберт, «Пасха»
Глава тринадцатая. Общие темы Пасхальных повествований
1. Введение
Пасхальные повествования в евангелиях — одни из самых удивительных историй, когда–либо записанных. На одном уровне они просты, кратки и ясны, на других — сложны и ставят в тупик. При их пристальном изучении исследователь сталкивается почти со всеми теми же проблемами, что перед ним ставят другие евангельские повествования, с некоторыми дополнительными сложностями в придачу.
Я откладывал эти повествования до настоящего момента, — можно сказать, подобно Бетховену, у которого в Девятой симфонии хор ждет три части, прежде чем запеть, — потому что история их изучения показывает, что если начать сразу с них, легко закопаться в подробностях, из которых потом не выбраться. В частности, как бы мы ни относились к этим историям, несомненно, их рассказывали и пересказывали, а затем, наконец, записали, и это происходило параллельно жизни ранней Церкви. Поэтому важно, что мы приступаем к ним, уже получив самое четкое, насколько это возможно, понимание веры ранней Церкви в воскресение вообще и в воскресение Иисуса, в частности. Вот зачем нам понадобилось такое пространное изучение в частях II и III. И вот, в ходе нашего исторического исследования, мы уже отвалили тяжелый камень и можем начать вглядываться в темноту этих самых таинственных историй.
В концу предыдущей части мы пришли к пониманию того, что жизнь первых христиан невозможно объяснить, если не принять во внимание тот факт, что буквально все они, — за исключением, разумеется, незначительного меньшинства, появившегося позднее и представленного текстами Наг–Хаммади (в той мере, в какой иные из них хотели бы называться христианами), — действительно верили, что Иисус из Назарета воскрес из мертвых телесно, но в теле преображенном, это не было просто оживлением того же самого тела, и что это событие было одновременно и предварительной фазой исполнения великой надежды Израиля, и также событием, к которому никто в то время еще не был готов. Эта вера объясняет, почему изначальное христианство было, по сути, движением «воскресения», и такая надежда стояла в центре, а не на периферии их представлений. Вот почему оно было мессианским движением, хотя их «Мессия» умер на кресте; вот почему оно осталось движением Царства Божьего, хотя это «царство» не наступило с точки зрения надежды любого иудея периода Второго Храма. Мы видели, что эта вера включала в себя пересказ, пространный или краткий, главных событий жизни Иисуса, его смерти и воскресения, как это показывают 1 Кор 15:3–7 и, в сокращенной форме, 1 Фес 4:14. И было бы очень странно, если бы в раннехристианской литературе не нашлось других версий этой истории.
И такие версии есть — а именно повествования канонических евангелий и еще один источник (Евангелие от Петра), связанный с ними. Только они и сами по себе удивляют: у нас есть пять историй, которые в чем–то сходятся, но притом обладают яркими уникальными чертами — не только расходятся в деталях, но и каждая по–своему расставляет акценты. Это выдвигает ряд вопросов: откуда эти истории произошли? Сформировались ли они под влиянием общин? Оставили ли на них свой отпечаток сами евангелисты, приведя существовавшие рассказы в соответствие со своим богословием и интересами, — и если это так, то в какой степени и каким образом?