В это утро он направился на восток, любуясь красотой солнца, возвещавшего о своём восходе стрелами ярких лучей. Однако муравьишка слишком хорошо знал, что, если по дороге он будет просто глазеть по сторонам, это мало что ему даст. Поэтому едва только он наткнулся на сапог охотника, как тут же решил как следует изучить человеческое существо и его повадки. Сказано — сделано, и путешественник отважно взобрался на каблук, усыпанный песчинками, а затем деловито пополз вверх по шву голенища. Он старался как можно быстрее миновать сапог, потому что с ужасом вспомнил когда-то увиденную им картину — точно такой же сапог безжалостно раздавил под своей тяжёлой подмёткой трёх его братьев. «Странно, — подумал муравьишка, — неужели люди заворачивают себе ноги в толстую, твёрдую, как железо, кожу только затем, чтобы причинять зло?» Размышляя об этом, он добрался до нижнего кармана тужурки и остановился в раздумье: залезть внутрь или нет? Из прошлых своих странствий и со слов других бывалых путешественников он знал, что людей никак нельзя судить только по внешнему облику. А бабушка рассказала ему однажды, что она нашла в кармане одного человека целую пригоршню муравьиных яиц, украденных, по-видимому, из муравейника. Бабушка сразу же дала знать о находке, приполз весь муравьиный народ и, воспользовавшись тем, что путник безмятежно спал в траве, в мгновение ока вытащил все муравьиные яйца и унёс их как военную добычу. Вспомнив об этом, путешественник собрался с духом и скользнул в карман. Обшарил один угол, забежал в другой, наткнулся на несколько медных монет, ощупал их и обнюхал, но никак не мог понять, что с ними можно сделать и для чего они вообще нужны, и вылез наружу. Чуть повыше ему попался на пути другой карман. Он влез было туда, но тут же выскочил и побежал дальше. В кармане было полным-полно табака, от которого голова его пошла кругом. «Подумать страшно, какой сорняк собирают люди! — с омерзением отряхнулся муравей. — Да, мне не повезло. Не попалось ничего вкусного». Путешественник пополз дальше и добрался до шеи охотника, а когда тот поднял руку, перебрался ему на плечо, а оттуда на рукав, рядом с ладонью, сжимающей ружейный приклад. Он ещё не успел сообразить, что именно собирается сделать человек, как прямо перед дулом винтовки взлетела перепёлка. Раздался страшный грохот, и облако удушливого, остро пахнущего дыма плотно окутало всё вокруг. Охотник кинулся вперёд, подобрал убитую птицу и положил её в ягдташ. Муравей в ужасе засеменил по рукаву, снова перебрался на куртку и устремился вниз. Чтобы попасть обратно на землю, ему надо было переползти через ягдташ, который висел на бедре охотника. И тут он нашёл маленькую хлебную корочку. Наш путешественник очень торопился, но твёрдо помнил, что еду на дороге оставлять нельзя. «Хоть что-то да раздобыл, и на том спасибо!» — подумал он и принялся отщипывать крошку. Но едва он дотронулся до хлеба, как в ужасе отпрянул — корочка была забрызгана кровью застреленной птицы. «Бр-р-р!.. Так вот что такое человек!..» — содрогнулся муравей и, поспешно перебирая ножками, ринулся по сапогу вниз. Только оказавшись на травинке, он облегчённо вздохнул и радостно умылся в капельке росы.
Эмиль Гырляну
ТУК! ТУК! ТУК!
Птицы отлично понимают друг друга. Можете мне не верить, это ваше право, но я говорю правду. Я узнал это от своей сойки. Я научил её говорить по-человечьи, а она открыла мне тайны птичьего языка. Вы, к примеру, слышите, как щебечет ласточка, и думаете, что ей просто пошуметь охота, а на самом деле это она своих птенцов уму-разуму учит: «Не садитесь на самый край гнезда — вывалитесь. Ведите себя тихонько, когда меня нет дома. Тише! Кошка крадётся!..» Или воробей чирикает себе на заборе и чирикает. Вам и горюшка мало, а у него, бедняги, дыхание перехватило от страха: «Коршун! Коршун летит!» Либо, скажем, слушаете вы в лунную ночь соловья, восхищаетесь и даже думаете, что это ради вас он так чудесно поёт, рассыпает пригоршню нежно звенящих жемчужинок. И вам невдомёк, что он просто зовёт свою подругу.
Благодаря своей сойке я на днях смог подслушать разговор между малиновкой и чечёткой. Сейчас я расскажу вам, о чём они болтали.
Тук! Тук! Тук! — раздаётся где-то далеко, в чаще леса.
— Это дятел, — прощебетала малиновка.
— И впрямь дятел, — согласилась чечётка. — Не понимаю только, чего это он всё стучит да стучит?
— Белку ищет, — пояснила малиновка.
— Какую белку?
— Вот потому-то я вас, чечёток, и не уважаю, что вы ничего на свете не знаете! Даже такую простую историю. Ну, так и быть, расскажу.
(Здесь я должен признаться, что не полностью разобрал то, что щебетала малиновка, но запомнил все её трели и рулады. А дома я повторил их в точности сойке, и она мне их растолковала. Так что теперь, со слов малиновки, я могу вам подробно поведать всю историю дятла.)
— …Было это очень давно, чечётка, давным-давно, когда людей было ещё совсем мало, а плодов и того меньше. Как-то раз белка, бегая по лесу, нашла странное, неизвестное ей дерево с круглыми твёрдыми плодами, ядрышки которых пришлись ей очень по вкусу. Это был лесной орех. И тогда ей пришло в голову, что зимой ей больше незачем голодать да грызть кору деревьев: достаточно запастись с осени орешками впрок и набить ими полное дупло. Так она и сделала. А затем села отдыхать и рада-радёшенька, что ей так повезло, заранее блаженствовала: всю зиму горя знать не будет, в мороз и метель даже носа из дупла не надо будет высовывать.
Но как-то утром наша белка наткнулась в своём дупле на что-то острое и поцарапала лапку. Смотрит она — в чём дело? А это ореховая скорлупка. Откуда она взялась? Ведь белочка пока не дотрагивалась ни до одного орешка из тех, что припасла на зиму. Кинулась она свои запасы проверять и видит, что добрую четверть уже кто-то съел. Пригорюнилась хозяйка, рассердилась и решила подкараулить вора. Притаилась она на самом дне дупла, вся в комок сжалась и ждёт. И как ты думаешь, кого она дождалась? Оказывается, дятел, который летает себе с дерева на дерево, несколько дней назад наткнулся на беличью кладовую и обнаружил там орешки. А дятел-то умный: как увидел, что кто-то их припрятал, сразу понял, что ядрышко должно быть у них вкусное и сладкое. Ну, а теперь дело за небольшим, благо клюв у него крепкий. Ударил дятел клювом по орешку — хрясь! — вот и ядрышко появилось, вкусное, сладкое — объедение. Хрясь! Хрясь! Хрясь! — стал он орешки колоть и уплетать. С тех пор он завёл себе привычку каждый день сюда наведываться и досыта наедаться.
Вот и сейчас забрался он в дупло, чтобы приняться за угощение, да не тут-то было — разгневанная хозяйка сразу же на него накинулась. Попытался дятел вырваться, но белка крепко в хвост ему вцепилась, никак не выпускает. Бился дятел, бился, дёргал свой хвост, дёргал, пока наконец не освободился, да только большая часть хвоста у белки в коготках так и осталась. Улетел дятел подальше, но потом, когда чуть отлегло от сердца, решил вернуться и упросить белку, чтобы она отдала ему хвост. Правда, на этот раз оробел — в дупло без спросу не залез, а лишь постучал по дереву клювом: «Тук! Тук! Тук!» Но белка тем временем в другое дупло перебралась и все свои запасы туда перетащила и спрятала. С тех самых пор дятел и выстукивает все деревья подряд, белку ищет, но ещё и до сих пор не нашёл.
— Значит, поэтому у дятла хвост такой маленький? — спросила чечётка.
— Конечно! Но тише… Вот и он пожаловал…
Я повернул голову. Над прогалиной мелькнуло что-то красное.
Дятел сел на ствол берёзы и стал взбираться всё выше и выстукивать его. Затем перелетел на другое дерево, на третье, на четвёртое. Под ударами его клюва бук звенит громче, ясень — глуше. Дуплистый дуб дребезжит, как треснутый горшок. А дятел знай себе стучит и стучит. Теперь уже еле слышится издалека: «Тук! Тук! Тук!»
Вдруг чечётка как застрекочет:
— Знаешь что, милая малиновка? Сдаётся мне, что твоя история — сплошная выдумка. Дятел стучит По деревьям просто потому, что любит пить древесный сок и только так может до него добраться.
Малиновка рассердилась:
— Сразу видно, что ты глупая птица! Конечно, он пьёт древесный сок, коль скоро ему всё равно нужно деревья обстукивать и свой хвост разыскивать. И всё-таки моя история — чистая правда.
— Может быть, и так… — согласилась чечётка.
Вот что я услышал однажды в лесу. Только я очень прошу вас об одном: когда придёте ко мне в гости, то ни в коем случае не рассказывайте моей сойке, что я выдал вам эту тайну, а то она рассердится на меня. Пожалуйста, не говорите ей ни слова.