Вдруг в коридоре раздаются тяжёлые шаги. Хозяин! Кот отползает ещё дальше, к самой стенке, пёс забивается под диван, мышонок притаился у края норки. В комнату входит уставший после работы хозяин. Он снимает шляпу и бросает её на стул, втягивает аппетитный запах сыра и сразу же ощущает голод. Он подходит к полке, берёт сыр, отрезает себе ломоть хлеба и жадно ест.
А на него с трёх сторон с завистью смотрят три пары глаз.
Октав Панку-Яш
ВОСКРЕСЕНЬЯ ВСЕГДА РАЗНЫЕ
Дни бывают всякие, один понедельник не похож на другой. То, что случилось во вторник, в следующий вторник уже не случится, сколько ни жди. Четверг и пятница рядышком, они как брат и сестра, только не думайте, что они перенимают всё друг у друга, как сёстры-близнецы с четвёртого этажа. Те в одинаковых платьях, в одинаковых сандалиях и даже дерутся одинаково, причём считают, кто сколько раз кого толкнул, кто сколько раз пискнул, и ни одна победительницей не бывает, потому что не позволяет другая.
А воскресенья и подавно не похожи одно на другое. Отличаться они начинают ещё с субботнего вечера; ещё в субботу вечером чувствуется, что это воскресенье будет совсем не такое, как прошлое.
— Завтра воскресенье, — говорит папа в субботу вечером, — я думаю, нам с тобой надо сходить куда-нибудь, где мы ещё ни разу не были.
— А где мы ни разу не были? — спрашивает Единственный Мальчик В Европе, Который Ест Суп Без Уговоров.
— Мы ещё не были в ресторане, — говорит папа.
— Были, — говорит Единственный Мальчик В Европе Плюс В Южной Америке, Который Иногда Всё Же С Уговорами Ест Суп. — Как раз в прошлое воскресенье были. Ты забыл? Там не нашлось соломинки для соков.
— Тогда пойдём в кино, — говорит папа.
— И в кино мы уже были, — говорит Единственный Мальчик В Европе Плюс В Южной И Северной Америке, Который Хоть Иногда И С Уговорами, Но Всё Же Ест Суп. — Мы смотрели фильм про лошадей, очень грустный фильм, там жеребёнок упал в пропасть, но ты мне сказал, что он не настоящий, а картонный.
— Хорошо, — говорит папа, — я уже знаю, куда нам пойти. Мы полетим на самолёте, или поедем на самокате, или ещё на чём-нибудь, только без остановок, и сойдём в конце.
— В каком конце?
— В одном или в другом, конечно. Откровенно говоря, мне больше нравится другой конец, но я ничего против не имею, если ты хочешь не в другой.
— Я тоже хочу в другой.
— Очень рад, — говорит папа, — такой счастливый случай, мы оба сойдём в одном месте.
И на следующее утро, в воскресенье, они одеваются, смотрятся в зеркало, мама прыскает их одеколоном «Лаванда», проверяет, не забыли ли они взять носовые платки, предупреждает, чтобы не опаздывали к обеду, и вот они садятся в самолёт, или на самокат, или ещё на что-то, что едет без остановок, скажем, на автобус номер сорок, и сходят на другом конце.
— А что мы здесь увидим? — спрашивает Единственный Мальчик В Европе Плюс В Южной И Северной Америке, Плюс В Африке, Азии И Австралии, Которого Не Принуждают Есть Суп.
— Что увидим, то и увидим, — говорит папа. — Может, встретим мастера Фокус-Покус, а может, и не встретим, вернее, встретим, да не узнаем. Мастер Фокус-Покус каждое воскресенье выглядит по-разному. То он с бородой, то вообще даже не представляет, что это такое, словно бород и на свете нет. Иногда у него чёрные глаза и так он грозно смотрит, что с ним и по телефону разговаривать побоишься, а в другой раз он выбирает себе голубые глаза, и тогда он добрейший человек на земле. Можешь садиться на него верхом, дёргать за нос, воткнуть ему за ухо карандаш или растянуться в тени его усов и читать свой журнал «Луминицу». Он тебе ни словечка не скажет, только чихает иногда. Это уж, извините, его право. Чиханье не запрещается, хотя оно и похоже на автомобильный гудок, но это к делу не относится.
— Я что-то не вижу его, — говорит Единственный Мальчик и так далее…
— Давай зайдём в этот ресторанчик, я выпью пива, а ты — фруктовый сок, и подождём его.
Они заходят в летний ресторан. Папа пьёт пиво, а мальчик — сок, и ждут мастера Фокус-Покус. Но он не появляется.