— Я много знаю. Например, шесть…
— Тысяча четыреста семьдесят и одно яблоко… и ещё галоша… и перо!
— При всём моём глубочайшем к вам уважении, — говорит высокий, — позвольте заметить, что такого числа нет в природе.
— А я его понарошку придумал, для смеха.
И оба смеются.
Поезд делает остановку на маленькой станции. А может, это вовсе и не станция, а полустанок. Справа виден цветник, посреди него — колодец.
— Это глубокий колодец? — спрашивает низенький.
— Понятия не имею, — отвечает высокий.
— А что, если вырыть такой глубокий колодец, чтобы и дна у него не было?
Высокий думает, как лучше ответить. Но он зря старается.
— Буза это, — сам себе отвечает низенький. — Лучше заняться чем-нибудь другим.
— Например?
— Откуда я знаю? Например, делать тракторы, как вы. Я тоже хочу делать тракторы. Только мои будут голубые. И поменьше.
Ткнув пальцем в сторону цветника, он спрашивает:
— А что означают эти буквы из цветов?
— МИР.
— Я эти буквы везде видел.
— Такое уж слово, нужное всем.
— И нам тоже?
— Нам особенно.
— Тогда давай напишем его в нашем саду. Я сам всё сделаю, если ты научишь, — говорит низенький, не замечая, что перешёл на «ты».
Не замечает и высокий.
— Обязательно сделаю, если научишь, — уверяет низенький. — Я уже знаю буквы «И» и «П».
— А «П» тут ни при чём.
— Может, и при чём, — возражает низенький. — «П» тоже может пригодиться…
Паровоз даёт короткий свисток, поезд трогается с места и катит к горам. Низенький, повернувшись и прижав нос к стеклу в двери купе, всматривается.
— Обманула нас, — говорит он. — Мы ей велели спать, а она читает.
— А мы разве не обманули её?
— Как?
— Она уверена, что я курю, а я вот взял себя в руки и не курю.
— Правда, — замечает низенький. — Мы просто стоим и говорим. А я тебя очень люблю.
— Вот как? — смеётся высокий. — Признаёшься при всём честном народе?
— А тут никого нет. А то я бы не сказал.
— Почему?
Низенький делает вид, что не расслышал. Приставив ладони биноклем к глазам, он всматривается в даль. Там уже видны очертания гор.
— А в горах есть дома? — спрашивает он.
— Есть, конечно. Горные хижины…
— Они похожи на дома?
— Это и есть дома, только называются горными хижинами.
— Как глупо! Если дома, так пусть называются домами.
— Ты уж прости их. В следующий раз они исправятся.
— В следующий раз… Только и слышу про следующий раз! Скажи лучше, в горах водятся волки?
— Осталось несколько штук.
— Злые?
— Не то чтобы очень. Но если проголодаются, так лучше с ними не разговаривать, даже по телефону.
Дверь купе неожиданно открывается, и женский голос спрашивает:
— Что вы там делаете, дорогие товарищи? Ссоритесь?
— Разумеется, — отвечает высокий.
Низенький молчит. Он следит за пролетающими мимо столбами. Потеха с ними… Когда он их считает, то после третьего всегда следует пятый, а после восьмого — двести семьдесят шестой. Только когда за дело берётся папа, счёт выходит точный. Но это неважно. Двое мужчин стоят рядом, и им хорошо. Поезд мчится к горам. Скоро они туда приедут.
Ионел Теодоряну
ПЕРВОЕ МАРТА
— Вставайте, сони, весна пришла! — будит их голос мамы.
В печи уютно потрескивает огонь.
Мама склоняется над кроватями детей. От неё пахнет утренней свежестью, словно окно распахнули; верно, она только что со двора — кормила крошками воробьёв.
— Скорее, вас ждёт весна.
Дети моргают, зевают, потягиваются. Они ещё не проснулись. Но весть, которую принесла мама, наполняет их ликованием. Они вскакивают с постелей, набрасывают толстые пикейные халаты, суют ноги в тапочки, потом снова по очереди зевают и потягиваются, откинув назад головы, и кажется, будто сон у них за спиной, точно капюшон, который едва успели откинуть.
Мама ведёт их в столовую, где на столе уже поёт самовар. Она смотрит на детей, улыбается и прячет за спиной руки.
— А теперь будем тянуть на счастье.
Что же это прячет мама?
Дети смотрят друг на друга. Они знают: сегодня не день рождения, не рождество, не Новый год — эти праздники уже давно позади и их придётся ждать ещё долго-долго. Так что же? Со двора доносится воробьиный гвалт. Воробышки сгрудились на карнизе и галдят, как младшие классы на перемене.
Дети вопросительно смотрят на мать. Та в ответ хитро улыбается.
Потом она спрашивает: