Когда на рассвете казахи построились по сотням, Мирасу вручили мешочек с порохом и два мешочка с пулями. Кульмагамбет побоялся выставлять его в авангарде и объявил, что Мирас будет помогать стрелкам, заряжая их ружья. С такой участью молодой каржас явно не хотел мириться. Какими глазами на него будут смотреть сестры (если, конечно, он останется жив!), коли узнают, что в битве с ойратами их братишка был всего-навсего мальчиком на побегушках? Такого позора нельзя было допустить ни в коем случае! Пересилив свою губительную робость, он набрался мужества и обратился к сотнику.
Глаза Аргынтая сузились, когда он услышал дерзкую просьбу юного сарбаза. Батыр смерил мальца оценивающим взглядом и резко мотнул головой, выражая крайнее удивление. Ничего не ответив, сотник пошел было дальше, но парень не собирался сдаваться. Он схватил Аргынтая за руку и повторил свои слова. Причем сделал это достаточно громко. Так, чтобы его могли слышать и остальные.
Хитрость сработала: к ним тут же подошел Кульмагамбет. Бий обжег Мираса полным гнева взглядом и переключил нарастающее внимание на себя.
— Что ты мелешь, мальчишка?! — возмущенно спросил он.
— Я хочу быть в летучем отряде! — потребовал Мирас, понимая, что переходит рамки дозволенного в разговоре со старшим.
— Не слушай его, батыр! Он еще мал. Не понимает, о чем просит.
— Сколько тебе? — коротко поинтересовался Аргынтай, вплотную приблизившись к Мирасу.
— Летом исполнится семнадцать, — с готовностью ответил тот.
Аргынтай повернулся к Кульмагамбету.
— Мне было шестнадцать, когда я вышел на свой первый поединок! Эй, Карасай! — окликнул он проходившего мимо друга. — Я тебе сарбаза нашел.
Эти слова были произнесены почти с издевкой. «Наверное, все-таки сомневается», — посчитал Мирас.
Карасаю стало интересно, о ком идет речь, и он задержался. Глядя на кандидата в свой отряд, шапраштинец не смог сдержать иронической ухмылки.
— Да с таким батыром ничего не страшно. Как звать тебя, смельчак? Из какого ты рода? Кто твой отец? — не скрывая любопытства, стал он сыпать вопросами.
За Мираса ответил Кульмагамбет:
— Каржас он. Из моего аула. Сирота, глупый еще.
— Ну почему же сразу глупый?
Все обернулись. За спиной Мираса возвышался сам султан. Он был уже готов к предстоящему сражению. Тело Жангира защищали искусно выполненная плотная кольчуга и легкий панцирь, в центре которого красовался родовой герб султана. На вид это броня могла выдержать попадание стрелы даже с расстояния десяти шагов. Перчатки из бычьей кожи тонули в мощных стальных нарукавниках, тянущихся до самых локтей. На голове наследника Есим-хана красовался отделанный орнаментом шлем, с острия которого свисал пучок черных конских волос.
— По-вашему, Кулеке, он не достоин быть в первых рядах? Или не достоин защищать свой народ?
— Султан, я знал его отца, его мать не…
— Его матери можно гордиться своим сыном. Карасай, дай мальчишке шанс.
— Нет, султан! — строго ответил предводитель летучих. — Кулеке прав. С нами ему нельзя. В своих сарбазах я уверен — они опытные воины, а этот юнец и крови никогда не видел.
— Это неправда, батыр! — запротестовал Мирас. — Мне уже приходилось драться с ойратами. Кульмагамбет-ага может это подтвердить.
— Не хочешь поспорить, батыр? — В глазах султана заиграли огоньки. Не обращаясь ни к кому конкретно, Жангир приказал: — Дайте ему лук! Если он хочет к летучим, значит, должен уметь стрелять на скаку. Если мальчишка промахнется, — это уже снова Карасаю, — я подарю тебе свой меч. А вот если попадет, ты отдашь мне своего Белогрудого. Как?
— А не боишься проиграть, султан? — Было видно, что предложение Жангира пришлось по душе батыру.
— На том и порешили, — вместо ответа, произнес султан.
Мирасу поставили условие: он должен на полном скаку попасть в подброшенный в воздух круглый щит. Прежде он ничего подобного не проделывал. Зато мог легко сбить стрелой пролетающего голубя. Правда, не на скаку. Однако Карасай заверил, что любой из его сарбазов легко справился бы с такой задачей. В колчане, который протянули Мирасу, была лишь одна стрела. Второй попытки парню никто давать не собирался.
Отпуская поводья, чтобы натянуть тетиву лука, Мирас молил бога только об одном: лишь бы не дрогнули руки. Поймав момент, когда лошадь всеми копытами оторвалась от земли, он выпустил стрелу, и та с глухим стуком вошла в почерневшее дерево, придав полету щита новую траекторию. Наблюдавшие за действием сарбазы издали одобрительный и в то же время восхищенный возглас. Даже Жангир не удержался от комментария.