— А мы к вам все с тем же, Леонид Александрович. В связи с Вадимом…
— Я сам о нем только и думаю. Даже, пожалуй, подскажу вам кое-что. Существует такая личность — Корнелий Телушкин, под пагубным влиянием которого находился в свое время Вадим…
— Это, наверное, тот авантюрист, из-за которого Вадим попал в тюрьму? — спрашивает Настя.
— Тот самый. Вадим отсидел всего два года, а Телушкин гораздо больше. Однако он уже на свободе, и это Вадиму известно. Когда Корнелий отбыл свой срок, я не знаю, но Вадиму он дал знать о себе незадолго до его поездки на Кавказ. Сообщила мне тогда об этом Варя и очень опасалась, что Телушкин снова попытается сблизиться с Вадимом.
— И вы думаете, что они теперь…
— Как знать! Во всяком случае, того, что было прежде, теперь быть не может. Но Корнелий личность незаурядная, демоническая. Такой может совратить и честного человека.
— Спасибо, Леонид Александрович, за это известие. Может быть, это та самая ниточка, за которую и надо потянуть.
— Но я ведь не знаю, где этот Корнелий…
— Нам помогут работники Министерства внутренних дел.
— А если окажется, что он за это время стал порядочным человеком?
— Тем лучше. Милиция не будет никого хватать без достаточных к тому оснований. А к вам у меня просьба, Леонид Александрович: когда поправитесь, разрешите этому аспиранту, — кивает она на Андрея, — зайти к вам. Очень хочет побеседовать с вами по сугубо научному вопросу, да все не решается.
— Пожалуйста, Андрей Васильевич. Можно даже не ожидая полного моего выздоровления.
— И еще одна просьба, Леонид Александрович: называйте его, как и меня, по имени — Андреем или Андрюшей. Он ведь теперь не духовная особа, а всего лишь начинающий философ.
— Согласен, — улыбаясь, кивает профессор Кречетов. — Буду с сегодняшнего дня и его считать своим учеником.
4
Олег звонит Татьяне Груниной поздно вечером, полагая, что в это время она должна быть дома. Услышав ее голос, он с трудом подавляет волнение.
— Добрый вечер, Татьяна Петровна! Это Рудаков вас беспокоит. Не поздно я?
— Ну что вы, Олег, я только что пришла…
Голос ее звучит ровно, без нотки удивления, как в те дни, кажущиеся теперь Олегу такими далекими. Не спрашивает даже, где он пропадал все это время, почему не звонил. А ведь с тех пор прошло немало времени.
— Я к вам не лично, а по поручению…
— А лично вы, конечно, не считали нужным, — усмехается Грунина. — И кто же вас уполномочил, какая организация?
— Ямщиковы, Валя Куницына, Десницын с Настей…
— Внушительный синклит. С чем же они вас ко мне направили?
— Вадим Маврин пропал, Татьяна Петровна…
— Как — пропал?
— Бесследно. Да, да, совершенно бесследно, я не шучу…
— Он человек бывалый, найдется.
— Может и не найтись. Он сейчас в таком состоянии, что с ним все может произойти…
— Как же Варя его не уберегла?
— В том-то и дело, что нет больше Вари… Погибла. Утонула в море на Кавказе.
— Что же вы мне об этом раньше не сообщили, Олег? Никогда вам этого не прощу! Можете вы ко мне сейчас?
— Времени ведь около десяти…
— Ну и что — вам спать пора? Садитесь в такси и приезжайте, я все равно раньше двенадцати не ложусь.
В комнате Татьяны все по-прежнему. Разве только новый книжный шкаф прибавился. Сколько же времени прошло с тех пор?…
После того как ликвидировали шайку Грачева и Каюрова, Олег встречался с Груниной почти целый год. Не часто, правда, но бывал у нее дома. Два или три раза даже ходили в театр. И все это время Олег подсознательно чувствовал, что он ей не безразличен, но как только пытался заговорить о своих чувствах, в ее ответных словах сквозила ирония. Это было не только непонятно, но и обидно.
Может быть, ее сдерживала разница в возрасте?… Оказывается, она старше его не на три года, как ему казалось, а лет на шесть. Но разве это серьезная причина для любящих друг друга, тем более что Татьяна выглядит гораздо моложе своих лет и принадлежит к тому типу уравновешенных женщин, которые долго сохраняют свою молодость. О дальнейшей «эволюции» ее внешности можно судить по ее матери, которой никто не дает и сорока, хотя ей уже за пятьдесят.
А может быть, у Татьяны совсем иные причины скрывать свои чувства, если они есть, конечно?
Направляясь на встречу с Груниной, Олег решил взять строго официальный тон: он пришел ведь по делу. И вот он сидит у нее и, оглядываясь по сторонам, невесело думает:
«Ох и трудно мне будет… Постараюсь, конечно, держаться. Удастся ли только? Догадается, наверное, прочтет по глазам все мои сокровенные мысли. Не надо было соглашаться, пусть бы Андрей Десницын пришел сюда…»
Он думает так и злится: зачем же себя обманывать? Ведь счастлив, что снова с нею. И ничем чувства этого не подавишь, хотя совсем недавно очень основательно проштудировал книгу психиатра Леви «Искусство быть собой». Освоил рекомендованный им аутотренинг. Научился саморасслабляться. Это снимало нервное напряжение.
У Леви много хвалебных слов и о внутреннем контроле, взывающем к сознанию: «Я хочу тебе добра и поэтому прошу почаще обращаться к моей помощи… Через меня ты можешь заказать себе любое настроение. Тебе не нужно неотрывно себя контролировать… Я все могу, и я сделаю все!»
И саморасслабление и контакт с внутренним контролем как будто бы получались у Олега, когда он сидел дома один на один с самим собой. Но тут… Нет, тут на внутренний контроль плохая надежда. Пожалуй, скорее поможет рекомендованный тем же Леви «Союз с волнением». «Не старайтесь не волноваться, — настойчиво советует он, — это бесполезный обман самого себя, волнение от этого только усиливается. Ваша задача не в том, чтобы устранить волнение, а в том, чтобы оно вам помогло».
Вот мы сейчас и увидим, как оно поможет.
— Извините, Олег, — говорит Татьяна, — что оставила вас одного — мама потребовала отчета о выполнении одного срочного ее поручения. А когда я ей сказала: «Меня ждет Олег», ответила: «Ничего страшного, он свой человек». Понимаете, моя требовательная мама «своим человеком» вас назвала! А вы позволили себе более года к нам не показываться. Только, пожалуйста, не оправдывайтесь!
Татьяна силой усаживает на прежнее место поднявшегося при ее появлении Олега и садится сама.
— У вас такой вид, — говорит она, внимательно вглядываясь в его лицо, — будто вы действительно пришли только по делу.
— Ну почему же… — смущенно улыбается Олег.
— Этого я не знаю, но это так. Скорее всего, вы и сами этого не знаете, так тоже бывает…
«Похоже, что она читает мои мысли, — с тревогой думает Олег. — Плохой я актер, и мое внутреннее волнение нисколько мне не помогает. Тогда к черту всякую игру. Буду держаться, как всегда, как прежде…»
И произносит смущенно:
— В общем-то, меня в самом деле послали…
— Потому, наверное, что по своей воле не захотели. Разве не так?… — Она пристально смотрит в его глаза и будто обрывает себя: — Ну ладно, хватит! Это становится похожим на допрос. Давайте лучше о вашем деле. Расскажите сначала, как же это с Варей…
— Подробностей я и сам не знаю. Профессор Кречетов, дядя Вари, вытягивал из Вадима буквально каждое слово. Вадим был просто в отчаянии. «Сам не свой», как сказал Леонид Александрович. Совсем опустошенным человеком ему показался.
— Еще бы! Я себе представляю, что значит для него потеря Вари… Но ведь она, помнится, хвалилась, что хорошо плавает.
— Это-то ее, наверное, и погубило. Плавала бы плохо, ни за что бы не решилась броситься в бурное море. Вадим даже не видел, как все произошло. А находился бы поблизости, кинулся бы спасать и тоже…
— А скорее всего, не пустил бы ее в такую погоду в море.
— Да, пожалуй.
— Ну, а что потом?
— Хотел покончить с собой, и, если бы не Валя Куницына… Вы помните эту маленькую, очень решительную девушку?
— Как не помнить! Помню, конечно. У нее характер, как у Анатолия Ямщикова. Потому и не сошлись. Сходятся обычно сильный и слабый, уступчивый и властолюбивый…