Доминика Гэбриэл открыла глаза. Мягкие «занавески», закрывающие выход из ее спальни, разошлись в стороны, впуская фильтрованный солнечный свет. Она сняла эластичные ремни со спального костюма, которые удерживали ее возле стены.
Тупая головная боль вернулась в тот же миг, когда она поплыла в невесомости.
Доминика находилась в космосе уже два дня, двадцать два часа и восемнадцать минут. Все это время она страдала от регулярных приступов космической болезни, постоянной тревоги, бессонницы, невозможности сконцентрироваться и непрерывной головной боли.
Диета из замороженных продуктов ничуть не улучшала настроения.
— Компьютер, активировать гравитацию.
Секунда тошноты — и земное притяжение восстановилось. Доминика неловко встала на ноги. И сразу же застонала, когда менструальная боль полоснула по животу.
— Компьютер, найти моего сына.
ДЖЕЙКОБ ГЭБРИЭЛ СПИТ В СВОЕЙ КАПСУЛЕ.
Доминика вошла в отсек, где спал Джейкоб. В первую свою «ночь» в космосе она тоже пыталась заснуть в подобном «саркофаге», но устройство слишком напоминало гроб и вызывало приступы клаустрофобии.
Услышав приглушенный крик, она рванулась к спальной капсуле, где ее сын метался от приснившегося кошмара.
— Джейк? — Она застучала по пластиковой крышке, потом попыталась открыть ее.
Внутри капсулы ее сын судорожно метался и бился, словно атакованный пчелиным роем.
Доминика рывком распахнула крышку.
— Джек, очнись. Джейкоб!
Яркие синие глаза раскрылись, полные ужаса. Он судорожно вцепился в плечи Доминики.
— Джейк, все в порядке… Джейкоб, ты делаешь мне больно… Джейкоб!
— А?
Взгляд стал осмысленным.
Доминика помогла ему выбраться из капсулы.
— Ты в порядке?
Он слабо кивнул и свалился в «кормовое» кресло.
— Компьютер, 20 кубиков рациона 4-F.
Сунув в рот трубку для подачи питания, он закрыл глаза, втягивая прозрачную жидкость через полуметровую «соломинку».
— Снова кошмар?
— Видение. Последнее предупреждение от моего отца.
Она опустилась на колени рядом с креслом.
— Расскажи мне.
Он покачал головой.
— Джейкоб, пожалуйста.
Светловолосый парень посмотрел на мать усталыми, ввалившимися глазами.
— Я был глубоко в нексусе, со всех сторон меня окружал густой туман. Физическое тело, похоже, больше не существовало, осталось лишь мысленное зрение. Две пурпурные точки возникли в тумане… Два глаза, сияющие в густой белесой дымке. Это была Лилит. Она прошептала: «Джейкоб, я жду». И тут я увидел ее.
Эта женщина сводила с ума сильнее любого наркотика, мама. «Иди ко мне, Джейкоб», — сказала она. Сознание кричало «нет», но я ощутил ее прикосновение и… Это было ни с чем не сравнимое наслаждение…
Это могло бы продолжаться целую вечность. Я бы позволил ей выпить мою душу и умер бы счастливым. Но появились синие искры — глаза Хун-Ахпу взглянули на меня из-за тумана.
Это был отец.
— Ты впустил змею в свой сад, — сказал он. — И вновь согрешил.
А потом туман развеялся, и я увидел Мерзость такой, какая она есть.
Наполовину человек, наполовину демон. Призрачно-бледная кожа, длинные волосы, черные и вьющиеся. Уголки глаз красные, зрачки — вертикальные… Мою душу стошнило от одного взгляда на ее рот: это была щель розовой плоти, похожая на вагину. Вот только каждая складочка этой щели была заполнена сотнями острых черных зубов.
И по этим зубам, по всей ее морде стекала кровь. Моя кровь! Она стояла передо мной, как живая насмешка над человечеством. Ее жуткие губы раздвинулись, вдыхая мое сознание, как воздух, и я понял, что попал в Ад.
У меня не было тела, но я все еще чувствовал жар ее ужасных прелестей, пробиравший до костей. Не было носа, но я чуял тошнотворный запах, не было рта, но я кричал, что Мерзость насилует мою личность, а я ничего не смогу сделать…
— О Боже…
Джейкоб вытер слезы с покрасневших глаз.
— Я тонул в серном водовороте, извивался, бился и кричал от отчаянья и боли, меня окутывала кипящая лава… И вдруг я оказался в оазисе спокойствия. Каким-то образом Мик дотянулся и спас меня, вытащил в безопасное место. Я все еще чувствовал Мерзость, вцепившуюся зубами в спину, чтобы заставить меня обернуться и посмотреть на нее. И хотя я только что вырвался из Ада, мне понадобилась вся сила воли, чтобы не вернуться к ней.
Отец обнял меня, шептал, что я истинный Хун-Ахпу, мессия Нефилим, и что он всегда поможет, если мне понадобится его помощь.