Тимоти сплюнул.
— Я умру от голода и от старости, прежде чем научусь читать и писать! — сказал он с отвращением. — Не знаю, для чего вам говорить такое!
Карлайл потрепал Тимоти по плечу.
— Для будущего, Тимоти, — ответил он. — И для тех, кто не умеет подрессоривать двуколку.
— Сотни тысяч не умеют ни читать, ни писать! — Тимоти мрачно взглянул на него.
— Я знаю, — согласился Карлайл. — И есть также сотни тысяч тех, кто голоден, думаю, примерно каждый четвертый в Лондоне. Но разве по этой причине они не должны вкусно поесть, если представится случай?
Лицо Тимоти скривилось, и он взглянул на Флитвуда.
Тот оказался на высоте положения.
— Столько вкусной еды, сколько сможете съесть, прежде чем займетесь двуколкой, — пообещал он. — И гинея после. И еще пять фунтов, если я выиграю первый заезд после того, как…
— По рукам! — сразу же согласился Тимоти. — Я приду сегодня к обеду, сэр, и начну работу утром.
— Хорошо. Вы можете переночевать в конюшне.
Тимоти приподнял свою пыльную шляпу, салютуя, возможно, таким образом он скрепил сделку. Карлайл повернулся, собираясь уходить.
Флитвуд повторил свой адрес, дав указания, как туда добраться, и побежал за Карлайлом, чтобы не потеряться в этом кошмарном месте.
Они снова прошли через комнаты ужасного многоквартирного скворечника и наконец вышли на узкую улочку почти у самого подножия собора. Моросил мелкий дождь.
— О господи! — Флитвуд вытер лицо. — Это место напомнило мне о Данте и о вратах ада, что там было написано?
— «Оставь надежду, всяк сюда входящий», — процитировал Карлайл.
— Как же они все это выносят? — Флитвуд поднял воротник и сунул руки в карманы.
— Это лучше, чем работный дом, — ответил Карлайл. — По крайней мере, они так считают. Лично мне кажется, что нет никакой разницы.
Флитвуд остановился.
— Лучше? — повторил он недоверчиво. — Что вы такое говорите, дружище? В работном доме обеспечивают едой и кровом, там безопасно!
— Вы когда-нибудь бывали в работном доме? — сладким голосом осведомился Карлайл.
Флитвуд был удивлен.
— Нет, — честно признался он. — А вы?
— О да. — Карлайл зашагал снова. — Я очень много занимаюсь этим биллем Сент-Джермина. Полагаю, вы о нем слышали?
— Да, слышал, — медленно произнес Флитвуд. Он не смотрел в сторону Доминика, а тот не осмеливался поднять глаза. — Полагаю, вам бы хотелось, чтобы я помог, когда билль будет представлен в палате? — предположил он небрежным тоном.
Карлайл ответил ему ослепительной улыбкой.
— Да, пожалуйста, мне бы этого хотелось.
Алисия написала всем, кто пришел на ум, вспомнив многих влиятельных родственников Огастеса, к которым она бы никогда не обратилась по какой-либо иной причине. Она находила их нестерпимо скучными, однако сейчас было не до ее личных предпочтений.
Когда воображение ее истощилось, и все письма были запечатаны и отправлены по почте, она решила прогуляться в парке, несмотря на плохую погоду. Алисия была в приподнятом настроении, и ей просто необходимо было размять ноги и проветриться. Если б можно, она бы сейчас пустилась вприпрыжку.
Алисия шла быстрым шагом — что не пристало леди, — любуясь унылыми деревьями на фоне серых туч. В парке было тихо; тяжелые капли, блестевшие на ветках, беззвучно падали вниз. Она никогда прежде не думала, что в феврале может быть так красиво. Ей доставляли удовольствие скромная прелесть пейзажа и мягкие, приглушенные тона природы.
Она остановилась, чтобы понаблюдать за птичкой, сидевшей в ветвях у нее над головой, и вдруг услышала, как кто-то беседует за деревом.
— В самом деле? — В голосе звучала такая нежность, что она сначала его не узнала.
Ответа не было.
— Иди сюда и расскажи мне все, — продолжал кто-то невидимый.
В ответ послышался только какой-то слабый писк.
— Ну, ну, ты же умная девочка!
И тут Алисия узнала голос. Он звучал так мягко и с таким сильным американским акцентом, что это не мог быть никто иной, кроме Вергилия Смита. Но с кем же это он разговаривает?
— Ах, какая же ты красивая! Ну, иди сюда и расскажи мне все.
Ей в голову пришла неприятная мысль: наверное, он любезничает с какой-то служаночкой. Какой ужас! И надо же было случайно оказаться совсем рядом! Как же ей незаметно уйти, не смутив их? Алисия застыла на месте.
Та, к кому обращался Вергилий Смит, по-прежнему хранила молчание.
— Ты моя прелесть, — продолжал он тихим голосом. — Красивая девочка!
Алисия не могла дольше оставаться здесь, подслушивая разговор, который явно не предназначался для чужих ушей. Она сделала шаг, скрываясь за стволом дерева, таким образом можно прокрасться на дорожку и притвориться, будто не заметила его. И тут под ее ногой хрустнула ветка.