— Это кто?
— Выщенко, — сказал зампредседателя горсовета. — Из Черноярска.
— Егор Максимович? Сейчас открою. Звонок у нас неисправен, — пояснил сторож, возясь с замком. Он распахнул ворота, включил фонарик и уставился на Арсения Павловича.
— А это кто?
— Это шофёр, — ответил Выщенко. — Председатель случайно не здесь?
— Хазреулов? Ха-ха… Дома он давно, где ж ему быть. Зачем он вам в это время?
— Надо бы обсудить колбасу, — сказал Арсений Павлович.
— Какую? — опешил сторож.
— Черноярскую. Которая из вашего мяса.
— А… что не так?
— Вы чем скотину кормите? — спросил Выщенко.
— Комбикормом, а чем же… — и тут сторож замолчал. Он узнал Арсения Павловича.
Воцарилась тишина. Из чёрной пустоши вдоль дороги доносились вкрадчивые звуки. Кое-где вспыхивали шаловливые огоньки. Сторож поёжился и сказал:
— Вам правда лучше поговорить с председателем.
— Вызывай.
Арсений Павлович прошёл в ворота.
Пруд находился в подвальном помещении. Он был закрыт частой сеткой. Высоко над прудом на железной решётке стояли Арсений Павлович, Кир, Выщенко и дежурный по этажу. Кир облокотился на перила, держа в ладони лягушечку. Свет был очень тусклым, но тёмная масса под сеткой заметно шевелилась.
— Учтите, это была не наша идея, — сказал Арсению Павловичу дежурный.
— А чья?
— Самого председателя… кстати, вот он идёт. Здравствуйте, Константин Сергеевич… — Дежурный поспешно отошёл к стене.
— Я, — сказал председатель, спускаясь по лестнице. — Что стряслось?
Он увидел гостей, и его улыбка потускнела.
— Вы председатель Хазреулов? — спросил Арсений Павлович.
— Он самый… Егор Максимович, а что так поздно?
— Вот эти жабки не на своём месте, — ответил Выщенко.
Кир повернулся и показал Хазреулову лягушку.
— Они страшно плодятся, — рассказывал Хазреулов. — Корм — какая-то ряска, всего ничего. Тоже почти что сама растёт. Мутанты, понимаете? Размножаются, как саранча, — Он то и дело поглядывал на Арсения Павловича. — Пару раз в день черпаем их ковшом — и в мясорубку, в мелкий фарш.
— Живыми, что ли? — спросил Кир.
— Разумеется. Не будешь же каждую лягушку душить, — Хазреулов улыбнулся.
— Действительно, — сказал Арсений Павлович, глядя на живую массу в пруду.
Они были по-своему очень красивы: маленькие тельца, изящные лапки и нежная зелёная кожа с оттенками потусторонних цветов. Сверху, с галереи, их ад казался массой переливчатого шёлка, замоченного в красильном бассейне. Живые существа в этом аду сидели друг на друге. Когда их не успевали вовремя вычерпать ковшом, верхние слои живой массы давили нижние своим весом, и тогда без счёта гибли головастики и молодняк. Лягушки шевелились. Они бессмысленно перебирали лапками, пытаясь куда-то плыть, уставали, уходили под воду и под другие живые тела, опять выбирались с бездумной настойчивостью наверх, опять гребли лапками, опять тонули, погибали, давили друг друга и не издавали ни звука. Они рождались здесь, существовали в душной тьме, не видя солнца и небес, и гибли в мясорубке, поколение за поколением.
— Ну вот. Фарш сушим, добавляем в корм скоту. Вы б видели, как свиньи набирают вес! А как телята растут… — похвастался Хазреулов. — Нам этот метод сэкономит миллионы рублей в год на одних только кормах.
— Кормить сельскохозяйственный скот нетрадиционной животной пищей запрещено, не так ли? — спросил Арсений Павлович.
— Пока что, товарищ Островский. Пока ещё запрещено. Мои лягушки войдут в сельское хозяйство.
Выщенко нервно хихикнул.
— Мы лягушек проверяли, не думайте, — возмутился Хазреулов. — Ни радиации, ни тебе ядов каких. На выходе — качественное мясо.
— Хазреулов, — сказал Арсений Павлович. — Вам известно, что коровы в природе лягушек не едят? Они травоядные.
— Как раз в природе, дорогой Арсений Павлович, они их с удовольствием едят. Мышку, лягушку там, перепелиное гнездо — что в траве ухватят, то и съедят, и облизнутся, — возразил председатель. — Мои лягушки ведь практически — естественный прикорм.
— Хазреулов, — ровно сказал Арсений Павлович, — Вы знаете, откуда взялись эти лягушки?
Председатель смутился.
— Из рек…