Я прекрасно понимал состояние окружавших меня людей. Хотя в последнее время в разных концах страны в тюрьмах и лагерях сплошь и рядом попадались разного рода самозванцы, они верили мне, когда я, еле переводя дыхание и порой захлебываясь сиплым кашлем, говорил на воровскую тему или писал Вору маляву. Было ясно, как божий день, что им не меньше, чем мне, хотелось, чтобы я получил побыстрее ответ от Вора. И не какой-нибудь, а чисто жиганячий, дабы удостовериться в том, что их не подвело собственное чутье. Ведь меня никто здесь не знал и даже не слышал обо мне. Люди поверили на слово, положившись исключительно на интуицию.
К слову сказать, это качество – одно из благородных, а значит, и правильных жизненных понятий бродяг: сначала видеть в незнакомом человеке только хорошее и относиться к нему так, как требуют воровские понятия. Самое главное, что все эти знаки внимания люди уделяют человеку, не зная наверняка, их ли он собрат или засухаренный гад, что нечасто, но все же бывало, да и сейчас бывает в преступной среде. В понятиях бродяг все негативное, что есть в человеке, рано или поздно само выйдет наружу. Не зря среди братвы ходит поговорка: «Бродяга косо не насадит». У него это косо просто не получится, потому что образ жизни у него бродяжий.
Глава 28
Через день после того, как мною была отправлена малява Вовчику Армяну, из его ближайшего окружения пришел ответ, отписал его положенец из Чарджоу. Он сообщал мне, что, «к сожалению, сейчас Армяна в городе нет». Тот уехал в Безмеин, который находится на другом конце пустыни, «всего лишь» в пятистах километрах от Чарджоу.
Дело в том, что к тамошнему бродяге Серому от Воров был сделан подход, и теперь Вовчик поехал поздравить брата с входом в воровскую семью. «Придется немного подождать, – писал положенец, – как только Армян появится в городе, я обещаю тут же отдать ему маляву».
Ну что ж, делать нечего, я стал ждать приезда Жулика. Когда человек обретает надежду, время летит незаметно. К счастью, ждать пришлось недолго. К удивлению многих босяков, да что скрывать, для меня самого и для всех нас визит Уркагана на следующий день после того, как пришел ответ от положенца города, стал приятной неожиданностью. Как я узнал чуть позже, на территорию профилактория Вовчик прошел безо всяких проблем. Правда, прежде чем познакомиться со мной, он задержался немного, чтобы поговорить с начальством. Затем его провели ко мне в палату.
Я еще не знал, кто стоит передо мной, когда, открыв уставшие от почти бессонной ночи глаза, увидел молодого человека, стоявшего у моего шконаря и внимательно, слегка прищурив глаза, будто вспоминая что-то, разглядывавшего меня. Каким-то внутренним чутьем, присущим людям моего круга, я тут же скорее не понял, а почувствовал, кто стоит передо мной.
В этой связи мне хотелось бы отметить одну деталь, которая неизменно присутствует при подобного рода знакомствах в воровской среде. Дело в том, что, когда человек – Вор или положенец какого-либо региона (в данном случае речь, конечно же, идет о свободе, ибо в заключении существуют другие пути пробивки, например «беспроволочный телеграф») – получает маляву, он обязательно посылает запрос (на свободе это может быть простой телефонный звонок в то место, где человека, назвавшегося тем или иным именем, хорошо знают) и, уже исходя из описания внешних данных, каких-то характерных привычек, татуировок, делает вывод: тот ли это человек, за которого он себя выдает, или это сухарь.
Мне самому не раз, находясь на положении Вора в том или ином месте, приходилось вот так же пристально всматриваться в глаза человека, которого я не знал и, конечно же, боялся ошибиться. Я просто не имел права на ошибку. Так что, встретившись в тот момент взглядами, мы с Вовчиком поняли друг друга безо всяких дополнительных промацовок.
– Здорово, бродяга, – слегка улыбаясь, проговорил я и постарался при этом чуть приподняться на руках и сесть. Вовчик быстро подошел к постели и тут же помог мне, подложив сзади несколько подушек, а сам присел рядом на стул, который поставил кто-то из присутствовавших в палате.
– Бог в помощь, Заур, с приездом в Среднюю Азию! – сверкнув несколькими фиксами, продолжил он только что начатый мной, но тут же ненароком прерванный разговор.
– От души благодарю, бродяга, – ответил я, стараясь придать своему грубому голосу побольше теплоты, но сиплый кашель не позволил мне этого сделать.
– Все нормально, родной, не торопись, у нас уйма времени, чтобы поговорить по душам и все обсудить. На вот, гапани кусочек ханки, чтобы успокоить кашель.
Он достал из жилетного карманчика шарик чистейшего афганского опия и протянул мне. Я, недолго думая, тут же гапанул его, запив остывшим чаем из косушки, и стал ждать, когда черняшка даст ожидаемые результаты. К слову сказать, опий – одно из самых эффективных лекарств от кашля, если не самое эффективное. В определенных количествах это лекарство от очень многих болезней, но стоит хотя бы немного перестараться, и он тут же превращается в смертельный яд замедленного действия.
Так я и познакомился с молодым чарджоуским Уркаганом, которого кличили Вовчиком Армяном. С ним впоследствии меня связывала не только цепочка воровских дел, но и тесная мужская дружба. Он был среднего роста и обладал приятной наружностью. Ему еще не исполнилось и тридцати, но в его суждениях и образе мыслей ощущались твердость и прямолинейность, а под внешней бесстрастностью скрывалось незаурядное честолюбие – залог того, что он сможет достичь очень многого, если пожелает.
Проговорили мы с Армяном почти до самого вечера, нам было о чем поговорить. Затем Вовчик сказал, что обдумает с компетентными людьми, как меня вызволить из этого профилактория и поместить в туберкулезную больницу на свободе, и уехал, оставив приличную сумму денег и пообещав вернуться через несколько дней.
Глава 29
Думаю, сейчас следует пояснить, почему, когда речь шла о персте Божьем, я упомянул наряду с Уркаганом и человека в белом халате. Медицинский персонал санчасти профилактория состоял в основном из наркологов: главного врача и нескольких лечащих врачей и медсестер. Были и две бабушки-санитарки. Несколько раз в неделю приходили зубной врач и невропатолог. Один медбрат до поступления на работу в это заведение был лаборантом в туберкулезном диспансере. Больше того, в то время он заканчивал учебу в медицинском институте и совмещал работу медбрата с практикой фтизиатра.
Исходя из его знаний о туберкулезе, главный врач санчасти и поручил все заботы обо мне Махмуду. Так звали моего ангела-хранителя, и, смею заверить, в этом сравнении нет никакого преувеличения.
Хочу отметить и то, что Махмуд был исключительно честным человеком. Когда я предложил ему некоторую, и немалую, сумму денег из тех, что оставил мне Вовчик, он молча и с таким выражением посмотрел мне прямо в глаза, что я тут же безо всяких слов понял, что он хотел сказать этим взглядом. Правда, смягчившись, вероятно осознав, какое общество меня окружает, ответил просто и безо всякой злобы:
– Спрячьте, пожалуйста, ваши деньги, Заур, они вам в скором времени еще ой как пригодятся. А мне они не нужны – я исполняю свой профессиональный долг.
И это было правдой. Он оказался действительно человеком долга, что никак не сочеталось со всей окружающей обстановкой, где все или почти все покупалось и продавалось за определенную плату.
Первым делом Махмуд взялся за то, чтобы остановить кровохарканье, которое продолжалось у меня уже не один день и из-за которого я так ослаб. Меня перевели в другую палату. Она была поменьше, зато там я находился один. Я боялся, что, не дай бог, заражу кого-нибудь из ребят, которые и без того были сильно наказаны судьбой. У меня протекал самый что ни на есть интенсивный процесс, и с этим обстоятельством в санчасти не могли не считаться.