Выбрать главу

Стоит ли инстинкт жертв?

Люди хотя бы могут стремиться стать чем-то большим, пусть только мечтать об этом — мечты оправданны, раз людям дана возможность вырасти до богов, хоть сбывающаяся крайне редко, но — существующая, достижимая! Но большая часть людей — кто по сути? Генераторы пищи для этих самых богов и духов-невидимок? Что они получают за свою способность любить? Везение? Удачу? А они для чего? Для новых упоительных чувств, которыми полакомятся боги и духи.

Если я откажусь от способности чувствовать (просто отключу сердце!) — этим изменю свое предназначение, изменю тем, кто создал меня для гибели, но что получу взамен? Наверное, что-то получу… Не может быть, чтобы не существовало в жизни других удовольствий, кроме глупой инстинктивной любви.

Все эти размышления на время закрыли сознание от преследовавших его образов свернутых в трубочки листьев и вкуса насыщенного их дымом воздуха. В них была не самая плохая мечта — освобождение, и не самая худшая цель — неизвестность. Но череда мыслей прошла, и мне вновь захотелось курить.

Я заставляла себя вернуться к самым приятным ощущениям от продуманного — ожиданию свободы и неизвестности, но это давалось все труднее. В поисках места, где было бы меньше отвлекающих вещей, я забралась на антресоль, в которую превратила чердак своего домика, и занялась тупым ритмичным делом — стала ножом чертить на досках пола прямые линии. Трудотерапия помогла на время: старание сделать линии четкими и параллельными вытеснило все мысли вообще.

— Ася… — вдруг позвали с крыльца.

Герман. Я промолчала, расписывая пол под паркет. Копившееся внутри раздражение грозило излиться на любого, кто попытается заговорить, но что-то во мне же пыталось усмирить его, твердя: «Это не ты. Ты не обращаешься с людьми так плохо. Лучше молчи, чтобы потом не пожалеть».

Герман открыл дверь и вошел. Я замерла, надеясь, что он не заметит меня в чердачной темноте.

Он сделал несколько шагов по комнате, потом ухватился за край антресолей, подтянулся на руках и внезапно оказался рядом.

Когда-то это уже было.

Не глядя на него, я продолжила вырезать линии.

Сердце, не успевшее отключиться, нежным трепетом отзывалось на каждый его вдох.

Стоп. Сюда не надо возвращаться. Это — счастье бомбы.

— Ася, посмотри на меня.

Сдерживая собственный язык от резкости, я скрипнула зубами. Не стоит смотреть.

— Чего ты хочешь?

Тепло его взгляда струилось по мне, а вокруг разливалось сияние, видимое лишь таким, как я.

— Скажи, что произошло?

Острие ножа затупилось. Я провела по клинку кончиками пальцев. Нет, сейчас слишком остро.

— Капитан-Командор тебе уже все рассказал.

Надо немного затупить, а то линии получаются слишком тонкими. Кончиком пальца — по острию. Самое то.

— Не все.

— Тогда спрашивай.

Чтобы найти не расчерченный участок пола, пришлось подвинуться и повернуться к Герману боком.

— Ты умерла?

Теперь можно посмотреть. Он не выглядит таким огромным, как раньше. Может быть, здесь, на моей территории, он кажется несколько тоньше, чем был, а может быть, это война его так вымотала… На лице — симметричные пятна короткой щетины, которую я раньше не замечала, привычно видя в нем гладкокожего мальчика; под глазами — синеватые тени. Жесткие волосы слиплись в пряди и чуть блестят… Так он мягче и проще, его внутренняя сила не подавляет и не вынуждает защищаться.

— Да.

— За меня?

— Да, ну и что? Меня же воскресили. Денису было гораздо хуже.

— И он? Как?

— Забрал у меня половину проклятия. Думал, что, если не удастся ослабить его, то хотя бы я не умру в одиночестве.

Его взгляд стал жестче, а тепло сменилось прохладой. Ревность — я сама это чувствовала, я знаю.

Но он подавил ее.

— Капитан-Командор сказал, что ты вернулась на Землю ко мне. Что случилось между твоим возвращением и нашей встречей?

Почему я теряю время? Надо вырезать линии! Вот черта, вот еще раз ножом по тому же месту, чтобы сделать темнее, вот новая черта…

— Под прикрытием дикого стада на Остров пришел полубог, погибший человеком на подводной лодке, которая похитила нас с царевичем Саротано. Он считал меня виновной в своей гибели и поклялся уничтожить все, что мне дорого. Я боялась выдать тебя.