— Ты мне нужен, — начала я, обращаясь к Тиму.
— Ты мне тоже, — перебил он.
Время терпит.
— Я тебя слушаю.
Тим сжал челюсти. При всех заводить разговор на волновавшую его тему он не мог, хотя тема волновала не только его: на нас смотрели и нас слушали. Мимо моего плеча он бросил мрачный взгляд на Элю. Я осторожно вздохнула, что должно было означать смирение и спокойствие. Взгляд Тима, возвращаясь ко мне, задержался на дракончике, и он вдруг заулыбался:
— Ты бы видела эту морду!
Я не сразу поняла, о ком он. Морду дракончика я и вправду не видела — она лежала у меня на плече, и доступен к обзору был только профиль. Наверное, она выражала что-то очень забавное.
— Как ты его назвала? — спросил Тим.
— Еще не назвала, — призналась я.
— Назови Самсоном. По-моему, самое то для дракона.
— Хорошо, — согласилась я, — Сасик.
Народ засмеялся, а дракончик коротко коснулся лбом моей щеки.
— Тёмке какая-то тварь содрала скальп, — Тим перешел к делу. — Что могли, пришили, но на лбу… Заживет, конечно…Пластические хирурги из нас никакие.
Раньше я бы даже договорить ему не дала — тут все ясно, это мое. Но сейчас противовесом красоты Артема была его жизнь, и я не смогла ответить сразу.
— Мне очень надо поговорить с Королевой. Помоги ее найти.
Тим удивился. Но по тому, как тихо я говорила, он правильно оценил серьезность моей просьбы.
— Зачем? — так же тихо спросил он.
— Секрет, — непроизвольно насупившись, ляпнула я и поняла, что необходимость скрывать так много вскоре доведет меня до нервного истощения. — Тим, я, правда, не могу сказать.
Тим выжидательно молчал. Мою спину грел взгляд Германа.
Я пустила в ход не самый честный прием:
— Капитан-Командор бы мне поверил.
Тим улыбнулся, сдаваясь:
— Точно?
— Угу, — кивнула я.
— Идем!
Он повернулся и вышел из зала в дальнее крыло форта, туда, где я еще ни разу не была. Надеясь, что Тим ведет меня, куда надо, я пошла следом, и за нами потянулось еще несколько человек.
Но Королевы там быть не могло. Она вообще обитала не в форте — это я знала доподлинно. Там, дальше зала по коридору, были только казармы, в смысле, жилые помещения парней, и…
Лазарет. Тим привел меня в лазарет. Прямо к кровати Артема. Такой вот у него способ добиваться цели. Что ж, значит, сейчас для него Артем важнее всего.
Артем спал, видимо, еще под действием общего наркоза. Уверенные в моей помощи, наши медики даже не стали перевязывать ему голову — и не прогадали. Мои руки сами потянулись к аккуратно зашитой ране.
Черт. Это все равно, что поставить перед алкоголиком стакан с водкой. В эти мгновения, глядя на неровный, разделивший лоб пополам вдоль линии роста волос, разрыв, на дыру в коже над виском, я поняла, что лечение «наложением рук» — вовсе не благо, не чудесный дар, а болезненная потребность, ради удовлетворения которой я могу рискнуть многим.
Я не устояла. Протянула к ране ладони и попыталась мысленно их нагреть. Пшик. Сердце-то замерло. Благодаря Белому Старшему, в рационализаторском порыве изменившему систему кровообращения в моем теле, я теперь могу жить без сердца, но излучать исцеляющую энергию — нет. Тут бы и остановиться, но азарт, страстное желание, понятное и алкоголику, и игроману, перекрыло пути к отступлению.
В лазарет за нами с Тимом набилось человек десять: все врачи, включая Германа, и сочувствующая публика, включая Элю. Это еще больше усложняло мое и так незавидное положение. Я растерялась, и от растерянности сделала глупость.
— Герман, выйди, пожалуйста, — сказала я.
Сказать, что все удивились — это не сказать ничего. Произнесенные слова звучали резко, чего Герман, конечно, не заслужил, и объяснение им со стороны подобрать можно было только одно — присутствие Эли. Моя ревность. Черт.
Наконец осознав, что сказанное ему не послышалось, Герман покинул лазарет. За ним, даря всем лучезарные улыбки, вышла Эля.
IV
Пришедшая издалека мысль ударила очень больно — именно так, как он и предполагал. Лицо-маска, послушное командам, не изменило выражения, но кисти рук непроизвольно сжались в кулаки.
От внимания Димы, с интересом изучавшего нового капитана, этот быстрый жест не ускользнул. Обострившаяся за последний год интуиция подсказала причину внезапной настороженности командира — ее могла спровоцировать только угроза чему-то очень важному.