По крайней мере, до недавнего времени.
Энтони наблюдал за мужчиной, женщиной и двумя детьми, осторожно пробиравшимися вдоль края Альбион-парка. Руки родителей бережно лежали на детских плечах. Несмотря на воскресное утро, в парке, как обычно, не утихала деловая жизнь. Она же кипела и у входа в отель «Альбион» — временное пристанище для бездомных, располагавшееся у восточного угла парка.
Мимо церкви то и дело сновали прохожие, и Энтони не мог надивиться различию оттенков их кожи. С виду Кейвтаун ничем не отличался от многих десятков городков, разбросанных от канадской границы до Буффало и Бостона, но царившее здесь смешение рас было совершенно уникальным. Люди приезжали, люди уезжали, но оставляли здесь свой неизгладимый след.
Как исследователь человеческой натуры, святой отец сомневался в том, что это необычное сосуществование объясняется скрытым стремлением к равенству. Просто люди, которые не могли переехать в престижные предместья, предпочитали жить там, где их поселили, руководствуясь принципом «лишь бы не хуже». И именно поэтому в Кейвтауне не привилось расселение по расовому признаку. Черные жили дверь в дверь с белыми, азиаты — бок о бок с испанцами. В последнее время город наводнили вьетнамцы и выходцы с Ближнего Востока. Однако и они селились не кучно, а занимали дом там, квартиру здесь… Грейфолдские камни, единственный в городе район новостроек, были, если можно так выразиться, примером интеграции и мирного сосуществования.
Разделение на кланы осуществлялось в Кейвтауне тоже не по расовому признаку. Приход церкви Двенадцати апостолов был смешанным. В молодежные банды принимали всех без разбору. Они создавались по территориальному принципу, а поскольку народ здесь жил самый разный, то такими же пестрыми по составу были и банды.
Социолог решил бы, что тут есть над чем поразмыслить, но Энтони считал это абсолютно бесполезным. «Мустанги» и парни из «Стаи» могли быть всех цветов радуги, но это не мешало им оставаться бандитами, тратившими энергию на насилие и преступления. Городу надо было что-то делать с ними.
— Доброе утро, преподобный Хэкворт.
Энтони протянул руку супружеской паре с детьми. Они миновали парк, перешли через улицу и оказались у церкви. Это путешествие напоминало прохождение сквозь строй.
— Как дела, Бекки? Как дела, Эдвин? спросил священник.
Он выслушал их вежливые ответы и повернулся к детям.
— А ну-ка, Сьюзен, покажи своего дружка!
Маленькая девочка застенчиво улыбнулась и протянула ему плюшевого мишку.
— Он и спит с тобой?
Сьюзен кивнула.
— Здравствуй, Рон. — Энтони протянул руку мальчику. Рон вложил в нее свою ладошку, и священник с серьезным видом потряс ее. — Я хотел предупредить, что после занятий в воскресной школе будет угощение.
— Пирожки?
— Я обещал не рассказывать.
— Держу пари, что это пирожки!
Хэкворт остался стоять у входа, а семья поднялась по лестнице в его квартиру, которая по воскресеньям превращалась в школу. Еще десять минут он здоровался с прихожанами. Затем, когда ручеек посетителей иссяк, он тоже вошел внутрь. При его появлении пианист заиграл попурри на темы христианских псалмов, и медленная мелодия сопровождала путь священника к алтарю.
Пианист Гидеон был молодым человеком в очках с толстыми стеклами. Его светлые волосы доставали до плеч. Этот юноша играл в оркестре джаз-клуба, располагавшегося в центре города. Энтони знал, что появление музыканта было для них манной небесной. В один прекрасный день молодой человек вырос как из-под земли и вызвался играть бесплатно. Он мог исполнить что угодно, но придавал всему такую оригинальную обработку, что во время первой службы кое-кто недоуменно поднимал брови. Правда, вскоре все к этому так привыкли, что даже не стеснялись притоптывать ногами в такт.
Прислушиваясь к финальным аккордам, Энтони на мгновение подумал о Кэрол. Она сказала, что каждому нужно немного радости. В музыке Гидеона и была радость. Хэкворт подозревал, что многие из сидевших на складных стульях приходили сюда только для того, чтобы послушать знакомые мелодии.
Впрочем, священника мало заботило, почему они пришли. Довольно и того, что они здесь.
Обычно первая часть службы проходила без сучка и задоринки. Звучали объявления, молитвы, псалмы и проповедь. Для проповедей Энтони использовал разные тексты. Всюду можно было найти правду и смысл. Его работа заключалась в том, чтобы разделить найденное со своей паствой. Иногда ему удавалось увидеть в глазах прихожан не только понимание, но и подлинное волнение. Это происходило тогда, когда он говорил о чем-то, имевшем для них особый смысл. Иногда угадывалось и раздражение. Но никогда в них не было скуки. К проповедям Хэкворта можно было относиться как угодно, но тоскливыми они не были.