Дом Джеймса был одним из самых ухоженных. Несмотря на пару заморозков, в палисаднике еще росли различимые даже в сумерках серебристые хризантемы и золотые шары. Какая-то поэтическая душа, не забывшая, казалось, ни одного цвета радуги, расписывала дом, пока он не стал напоминать детскую книжку с картинками. Не слишком подходящее жилище для того, кто объявил себя вожаком «Мустангов».
Хэкворт издали следил за домом не меньше часа, пока не дождался возвращения предводителя шайки. Было довольно темно, и на крыльце уже давно горел свет. Увидев, что юноша один, священник вышел из машины.
— Джеймс…
Молодой человек стремительно обернулся. Его рука тут же скользнула в темное пальто с разрезом.
— Надо поговорить, — сказал Энтони. — Но если ты предпочитаешь разговаривать с пистолетом в руке, у нас вряд ли что-нибудь получится.
— Кто там?
— Энтони Хэкворт. Как ты говоришь, падре.
— А-а… — Казалось, парень задумался, но потом опустил руки по швам. — Что вам нужно?
— Всего лишь поговорить.
— Ага. Верю.
— Может, посидим у тебя на крыльце? Или сходим куда-нибудь выпить кофе?
— Никакого кофе. — Джеймс оглянулся. — Поднимайтесь сюда. Только потише, а то мама уже спит.
Гость прошел через палисадник. Вместо ступенек на крыльцо вел зигзагообразный пандус. Энтони предусмотрительно развел руки в сторону — на тот случай, если Джеймс решил перестраховаться. Свет на крыльце погас, и фигура стоявшего у двери юноши растаяла в темноте. Понадобилось время, чтобы глаза привыкли к ней.
— Что вам нужно?
Хэкворт обернулся на звук голоса, увидел маячивший в углу силуэт и облокотился о тянувшиеся вдоль пандуса перила.
— Хочу попросить тебя оставить Кэрол в покое. Она всего лишь выполняет свою работу. Так же, как я выполняю свою. Мы пытаемся сделать жизнь здесь чуть более сносной. Для нас, для тебя, для твоих друзей. И для того малыша, который родился вчера. Малыша, который не причинил вреда ни тебе, ни «Мустангам».
— Вы ничего об этом не знаете.
— Тогда расскажи мне.
В углу воцарилось молчание. Затем парень заговорил.
— Зачем вы приехали сюда, падре? Думаете, вы нужны нам? Вы ведь представления ни о чем не имеете…
— Почему же? Я знаю, что убивать людей плохо. Иногда меня посещают сомнения, но в это я верю свято. И угрожать им убийством тоже плохо. Угрожать причинить вред и причинять его. Все плохо. Из этого не может выйти ничего хорошего.
— И вы явились сюда только ради этого? Тогда я пошел.
— Красивый дом. — Энтони поднял глаза. На крыльце висели веревочки для вьюнков. Кто-то здесь тратил время на их разведение. Священник рискнул предположить, что этим человеком была мать Джеймса. — Твоя мама хорошо следит за домом. Это она выращивает цветы?
— Нет.
— Значит, кто-то другой.
— Вы закончили?
Молодой хозяин стоял прямо перед гостем.
— Если хочешь, да. Но, пожалуйста, подумай о том, что я сказал. Кэрол говорит, что ты не дурак. Она верит в тебя. Не давай ей повода усомниться в этом.
— Я ей никто. Только потому, что она выросла на этой улице…
Энтони заинтересовался.
— Серьезно?
Ответом ему стал звук захлопнувшейся двери. Проповедник вздохнул, отошел от перил и ступил на пандус. Он остановился, услышав внутри какой-то шум, а затем звук голосов.
— Ты поздно, сынок. Я ждала тебя.
— Напрасно, ма. Я же предупреждал, что рано не вернусь.
— С кем ты говорил? Опять с этим Кентавром?
— Нет, ма. Ты его не знаешь. А теперь ложись. Я отвезу тебя.
Кресло на колесиках. Раздался звук, который тут же вызвал в памяти Энтони нужный образ. Инвалидная коляска. Вот откуда здесь взялся пандус. Каким недугом страдает женщина? И как это влияет на ее сына? Даже такой краткой беседы было достаточно, чтобы понять главное. Здесь жила любовь.
А там, где существует любовь, есть место и для надежды.
Квартира Сибилле и Тимоти досталась роскошная. Там была просторная, устланная коврами, изящно обставленная гостиная, а также спальня с огромным супружеским ложем и смежная с ней детская. На кухне стояло все новенькое, а из окна над мойкой открывался чудесный вид на Изумрудную долину.
Беатрис Уэйверли объяснила Кэрол, что ее покойный муж построил эту квартиру от нечего делать, когда вышел на пенсию. Они собирались сдавать ее на то время, пока сами будут путешествовать, но муж вскоре умер, а вдове было неинтересно путешествовать в одиночку. Никто больше не жил в доме. Разве что изредка дети и внуки навещали старуху.