— Глория просила меня обойтись без славословий в ее адрес, — начал он. — Она прожила жизнь, достойную хвалы, исключительную жизнь, но я, как и большинство присутствующих здесь, никогда не дерзнул бы ослушаться ее. Поэтому я не буду читать ей панегирик, а вместо этого точно исполню волю женщины.
Энтони сунул большие пальцы в карманы. Он был в подобающем облачении, но ничем не напоминал священника. Кисти сжаты в кулаки, уголки рта скорбно опущены, глаза сверкали неземным светом.
— Заупокойная служба окончится, когда тело с почетом вынесут из церкви и водрузят на ожидающий у входа катафалк. Затем состоится краткая церемония на кладбище. В свои последние минуты Глория назвала имена тех, кто будет нести ее гроб. Не могу выразить, как я благодарен, что все доверенные пришли сюда. Не сомневаюсь, что, когда назову их имена, они встанут, подойдут к гробу и помогут вынести его.
У Кэрол бешено заколотилось сердце. Она поняла, что будет дальше. Глория — да упокой Господь ее безгрешную душу — устроила напоследок хороший спектакль.
Энтони оглядел церковь и заговорил вновь:
— Глория назвала имена шести молодых людей, которых она особенно любила. Она не обращала внимания ни на цвет кожи, ни на все остальные несущественные различия, которые мешают нам уважать и любить друг друга. Женщина выбрала тех, кто, как она считала, однажды заменят ее в списке лидеров этого города. Она верила, что каждый из них поможет превратить Кейвтаун из юдоли отчаяния в обитель надежды.
Преподобный сделал паузу, дав людям время осмыслить его слова.
— Почтим этим последним деянием ее память и веру в будущее, ее высокие помыслы и святую убежденность в победе добра над злом.
Он обернулся и пронзил взглядом вожаков банд.
— Джеймс Менсон, Глория верила в тебя. — Пастор обратился к старшему брату Тимоти. — Хэнк Чандлер, Глория верила в тебя.
Когда до двух сотен людей, собравшихся в церкви, дошло, что происходит, все ахнули. Именно на это и рассчитывала женщина.
Энтони продолжал называть имена остальных «Мустангов» и «Стайных», выбранных страждущей умиротворения. Он выпрямился и опустил руки по швам.
Кэрол зажмурилась. Она знала: ни один из шестерых не откликнется на этот призыв. Энтони хотел слишком многого и требовал на глазах у всех. Они ни за что не встанут, а когда поймут, что их заманили в ловушку, страшно разозлятся.
И этой злобы будет достаточно, чтобы спалить церковь.
Послышался скрип кресел. Чему быть, того не миновать. Кэрол разомкнула веки как раз в тот момент, когда Джеймс шагнул к Энтони. Она подняла руку, словно с расстояния в несколько ярдов могла защитить мужа. На ее глазах парень проскользнул мимо пастыря и направился к гробу. Двое других «Мустангов» двинулись следом.
— Боже… — тихо сказала она. Это была ее вторая молитва.
К усопшей подходил Хэнк Чандлер.
— Ради Глории, — громко произнес он. Пара из «Стаи», имена которых также были названы, молча присоединились к своему вожаку.
Кэрол затаила дыхание, когда непримиримые заняли места у противоположных сторон гроба. А когда они дружно подняли его и поставили на плечи, она глубоко и облегченно вздохнула.
Процессия, во главе которой шел преподобный, двигалась медленно и безмолвно. Все собравшиеся поднялись, словно были единым телом, и стояли навытяжку, пока не вынесли тело. Глаза их были полны слез.
Кэрол, Огаста и Роберт вышли последними. На пороге они обернулись и посмотрели на изображение многоликого Христа.
Глава 9
Никакого насилия не было. То ли Глория Макуэн, отрастив ангельские крылья, незримо управляла собственными похоронами, то ли сам Господь пролил свою благодать на церковь Двенадцати Апостолов.
То ли — и это было бы чудеснее всего — человек по имени Энтони Хэкворт нашел достаточно мужества, присутствия духа и красноречия, чтобы убедить малолетних исчадий ада хоть один день вести себя так, как положено людям.
Кэрол в пятнадцатый раз выглянула в окно, надеясь увидеть на стоянке машину Энтони. Она поехала на кладбище из боязни, что хрупкое перемирие между двумя бандами вот-вот подойдет к концу. Затем, когда панихида была отслужена и у могилы осталось лишь несколько отцов города и членов семьи, она поехала домой вместе с Огастой и Робертом.
Теперь она нетерпеливо ждала возвращения супруга, не находя слов, чтобы сознаться в своей вине. Она была чудовищно не права. Ей не хватило веры. Разумеется, весь ее здравый смысл восставал против этого. Она прожила здесь всю жизнь, знала и этих мальчишек, и то, на что они способны, — как на хорошее, так и на дурное. Они плевать хотели и на принуждение, и на общественное мнение. Даже уважение, питаемое этими бандитами к Глории Макуэн, не могло заставить их нарушить верность своим шайкам.