— Что случилось потом? Что привело вас сюда?
— Я понял, что невозможно убежать от самого себя.
— Но вы же служитель Господа, глашатай Божьей воли…
На этот раз он встретил ее взгляд.
— Нет.
— А разве не к этому клонится ваш рассказ? Разве не поэтому вернулись? Вы ведь знали, что вам есть что сказать пастве. Потому что на собственном опыте научились испытывать боль и решили основать церковь в том месте, где вы по-настоящему нужны?
— Это только видимость правды.
— Тогда я ничего не понимаю…
— Я не служитель Господа, Кэрол. С тех пор, как умерла Клементина, внутри меня нет Бога.
Кэрол все еще не понимала. По-настоящему она знала лишь одно: его глаза больше не были пустыми и бесстрастными. Они до краев наполнены чувством. Горели им.
— Все очень просто, — сказал Энтони. — По воскресеньям я поднимаюсь на кафедру и читаю проповедь, в которой говорю о том, что у меня на сердце. Я говорю о способах, которыми люди могут изменить свою жизнь. Говорю, что горожане общими усилиями могут улучшить жизнь каждого. Рассказываю истории о мужчинах и женщинах, которым удалось сделать это в прошлом. Но я никогда не говорю людям, что это послание Господа. Потому что отрекся от Бога в тот день, когда Он отрекся от Клементины. Я не имею права с амвона возвещать то, во что не верю по-настоящему.
— Вы не верите в Бога?
— Похоже на то.
— Я вам не верю.
Кэрол знала, что Энтони изо всех сил пытается скрыть свои чувства, но не может справиться с терзающими его мучениями.
— Иногда я не верю самому себе. Не верю, что набрался дерзости говорить о вещах, которых больше не понимаю. Но когда я прекратил говорить о них, то оказался в аду. Стоило мне прийти сюда и снова начать говорить о них, как я справился со своим адом. Я могу улучшить жизнь в Пещерах. Может быть, смогу избавить кого-то от страданий, которые перенес сам и которые испытала Клементина.
— Но как вы… Как вы могли…
— Однажды утром я проснулся и понял, что даже если во мне и ничего не осталось от многих лет священничества, я могу еще принести пользу миру. Я был обучен давать советы, обучен читать проповеди и руководить паствой. Оставалось либо делать то, чему меня учили, либо ночевать в подворотнях. После этого сделать выбор оказалось очень просто.
Кэрол по-прежнему не верила ему. Она знала, что Энтони говорит правду, но за его словами крылось нечто большее. Чувствовала это, хотя и не знала, как это все выразить.
— Вот так и началась моя новая жизнь в Пещерах. Время от времени я посылаю родным открытки, и они делают то же самое. Они предпочли бы не знать о моем существовании, но слишком хорошо воспитаны, чтобы поддаться этому желанию. Большинство моих друзей и коллег еще не знают, где я, а я продолжаю держать их в неведении.
— Вы были так одиноки…
— Теперь вам известно, что я самозванец, — сказал Энтони, не обратив внимания на ее слова. — Вы хотели правды и получили ее. Наш брак — не единственная подделка, которую я совершил. Вся моя жизнь — такая же фальшивка, как бумажка в три доллара [10].
Кэрол долго смотрела на него. Перед ней стоял все тот же хорошо знакомый человек. Честный. Смелый. Полный сострадания. С ясными серыми глазами, горевшими жизнью в момент проповеди, а теперь такими опустошенными, словно признание окончательно погубило его душу. Но это были все те же глаза.
— Нас ждет праздничный обед, — наконец сказала она.
Он покачал головой.
— Что же мы празднуем?
— Нашу свадьбу.
Энтони развел руками.
— Я была замужем за незнакомцем, — объяснила она. — Теперь я замужем за человеком из плоти и крови. Этот человек нравится мне намного больше.
— Кэрол…
— Энтони… — Она отвела с его лба прядь волос, прикоснулась к щеке. — Сегодня в церкви произошло нечто удивительное, даже если вы сами не отдаете себе в этом отчета. Вы сделали большое дело. И Глория тоже. Пойдемте со мной. Мы чокнемся минеральной водой и закусим как два обыкновенных человека с тысячью недостатков, которые тем не менее пытаются делать то, что считают правильным.
Проповедник смотрел на нее не отрывая глаз. Он раскрыл ей самые темные тайны своей души, тайны, в которых не сознался бы никому. А она все еще тяготела к нему. Пыталась излечить его боль.